Салтанова Анжелика Дмитриевна

г. Ростов-на-Дону

 

***

...и пожар в груди не потушить.

Милый, прикури мне сигарету.

Мы с тобою – оба хороши,

как две стороны одной монеты.

 

Кто есть кто – неважно. Ведь пока

на себя тянули одеяло –

ни на миг не дрогнула рука.

Только... что-то важное пропало.

 

В нервной суете осенних дней,

в городе, наполненном мечтами,

мы друг другу делали больней,

мы друг друга ранили… словами.

 

Помнишь, было время… Было, да.

Прежних нас не стало где-то между

Театральной и Левобережной, –

потерялось наше «навсегда»...

 

 

***

Я буду той, про которую говорят, что она – погубит, 

разломает на части, на завтрак пожарит сердце 

и приправит его не перцем, – 

корою дуба

 

терпкой, вяжущей. Привязывающей тебя ко мне навечно,

как наркомана к очередной убийственной дозе.

Если ты был религиозным,

добросердечным,

 

забудь о своём Боге. Я буду твоим идолом, божеством,

ты станешь неофитом моей безумной идеи,

верным и самым преданным псом.

Я завладею

 

каждым твоим вдохом, выдохом, душой, мыслями, бренным телом,

каждым словом, сказанным и несказанным. Всецело.

Вся любовь, что во мне созрела, –

(и я ей потеряла счёт)

однозначно тебя

убьёт.

 

Лысцова Анна

с. Покровское

 

К счастью дорога

 

Превратила я слёзы в ручьи

И теперь ими сад поливаю.

Темный страх разогнала в ночи

И сейчас так легко я мечтаю.

 

В кирпичи превратила я боль -

Дом построила с доброй надеждой.

Надышаться свободой позволь,

Жизнь моя! Ведь не будет, как прежде!

 

Превратила в стихи я слова,

Сердце в них, обращённое к людям.

Начинается жизни глава,

Где душа тихо счастлива будет.

 

Я с собой говорила в тиши,

Поняла для себя очень много:

Из камней, что упали с души –

Получается к счастью дорога!

 

 

Маркер Галина Михайловна

х. Гаевка

 

Коробка карандашей

 

Бабушка, выйдя из комнаты, забрала с собой все звуки.

Мы с дедушкой сидели напротив друг друга за квадратным столом, стоящим у окна. О нашем обеде напоминали блюдце с вишнёвым вареньем и стакан чая передо мной, а ещё резная тарелка-хлебница и солонка, накрытые белым вафельным полотенцем. Сегодня, кроме меня, ждали ещё одну гостью: мою двоюродную сестру из Волгограда, поэтому хлеб остался на столе.

Дедушка смотрел в окно, а я вылавливала из красно-коричневого густого сиропа сморщенные вишни. Их мякоть давно вытолкнула из себя сок, засахарилась и тонким подсохшим слоем окружала маленькие косточки. Рядом с блюдцем лежал квадратик отрезанной газеты, на котором сейчас они выстраивались ровным бордовым треугольником.

– А ты Таню помнишь? – нарушил тишину глухой бас.

Я быстро кивнула, не отводя взгляда от глаз дедушки. Дневной яркий свет из окна высветлил одну половину его лица, и сейчас глаза казались разными: один голубой, а другой серый.

Дедушка кивнул, перевёл взгляд в окно и снова застыл без движения.

После его вопроса я попыталась вспомнить Таню.

Вспомнилось покрывало, спрятавшее сгорбленную хнычущую фигуру над табуретом в маленькой прихожей одной из квартир длинного высокого дома.

В тот день я первый раз в жизни была в таком доме и долго-долго поднималась по лестнице, пока бабушка не остановилась перед одной из дверей. Не успели мы как следует осмотреться – двери открылись, бабушка потянула меня за руку, и мы оказались в прихожей. Здесь, посередине маленькой комнаты, я и увидела странный хнычущий холм.

Что говорили тётя Аня и бабушка, я не слушала, пытаясь понять, почему в таком большом доме такая маленькая комната и что в ней спрятали под накидкой?

– У меня вся голова мокрая и шея, – растягивая слова, произнёс девчачий голос из-под покрывала, и женщина с красным лицом, которую бабушка назвала Аней, грозно произнесла.

– А у меня и спина! Ниже наклоняйся! – рука женщины легла на округлость в середине холма, придавливая её.

– Аааа! Дышать горячооо! – сразу же заголосило покрывало.

Не снимая руку, тётя Аня сказала бабушке:

– Над картошкой паримся. Простудились. Ну вы проходите.

Мы прошли в комнату с двумя окнами. И моё недоумение выросло ещё больше: комната тоже маленькая, и выйти из неё в те, другие, которые есть в этом доме, – нельзя.

– Ба, а как туда ходить? – я подошла к стене и похлопала по ней ладонью.

– Куда туда? За стенку? Никак. Там чужие люди живут. Там их квартира.

– А как они туда зашли?

– Как мы сюда, только по другой лестнице.

Мне тогда было пять лет. Мы с дедушкой и бабушкой жили в отдельном доме, и, что есть многоквартирные дома, я узнала впервые. 

Бордовый треугольник из вишнёвых косточек стал больше на два ряда, деда всё так же смотрел в окно, изредка моргая, а бабушка не возвращалась. Я допила чай и поднялась со стула.

– Ты куда? – сразу же спросил дедушка.

– Пойду посмотрю… – махнула я рукой в сторону выхода.

– Посиди. Сейчас баба вернётся, – он глянул на закрытые двери и, слегка повернув туловище, взялся рукой за костыль.

Не успела я решить, садиться мне снова за стол или нет, за дверью послышались голоса, и она открылась, впуская русоволосую, круглолицую девочку старше меня, тётю Лиду и бабушку.

Я смотрела на девочку и вспоминала, как сидела в квартире на кухне за столом и счищала с внутренней поверхности высокой стеклянной банки налипшую малиновую корочку. Варенье меня не интересовало, во рту оно сразу становилось очень сладким киселём, который приходилось проглатывать, а после запивать очень невкусной водой из крана. Подсохший слой на стекле был похож на карамельку. Пока я рассасывала маленький кусочек, получалось соскрести следующий. Занятие было очень нелёгкое! Варенье так крепко вцепилось в стекло, что казалось, ничего не получится, но вот истончённая плёнка внезапно прорвалась и ложка цокнула о стекло. Я положила ложку и поддела корочку ногтем. Она поддалась, обещая большущий кусок сладости.

– Это мой джем! – громко сказала девочка с двумя косичками, выхватывая банку из моей руки.

Возможность насладиться засохшей корочкой пропала, и стало невыносимо обидно. Так невыносимо, что аж в носу засвербело и стало плохо видно из-за слёз в глазах.

Девочка наклонила банку и, набирая варенье ложкой, облила им край корочки, наверняка лишив меня возможности снять желанную «карамельку».

Я вспомнила растерянную тётю Аню, которая достала из шкафа ещё одну баночку джема, испуганные огромные глаза Тани, не понимающей, почему я отказываюсь от обеих банок сразу, и бабушкино объяснение:

– Устала, вот и капризничает.

Сейчас Таня стояла передо мной. Она была совсем взрослой - лет четырнадцать, или даже пятнадцать! Светло-русые волосы потемнели, а серые глаза за стёклами очков стали ещё больше.

– Ну, проходи, – подтолкнула бабушка гостью ближе к столу. – Ты деда, наверно, совсем не помнишь? – и обратилась ко мне:

– Иди в зал, Таня с тётей Лидой обедать будут.

Бабушка позвала меня не скоро:

– Иди прощайся с дедом, и отправляйтесь с Таней домой. Мы ей карандаши подарили, чтобы хоть немного порадовать, не трогай их. У неё мама умерла.

Мы вышли во двор. Деда, опираясь на костыли, стоял возле забора рядом с Таней, прижимающей к себе двумя руками длинную, тонкую коробку. Я видела такие карандаши в магазине – тридцать шесть необыкновенных цветов! Мама сказала, что они стоят очень дорого.

По пути домой, стараясь развлечь гостью, я рассказывала про старую школу, про то, что напротив нашего дома достраивают новую, четырёхэтажную и, что в пятый класс я буду ходить туда. Жаловалась, что к бабушке ходить каждый день не получится, потому что не по пути.

Таня была немногословной. Только однажды, когда заговорили о карандашах, она произнесла фразу, которая заставила замолчать:

– Ты счастливая – у тебя есть мама.

Остаток дороги я мысленно доказывала ей, почему в этом нет никакого счастья и что я хоть сейчас согласна получить такую коробку карандашей и остаться жить у бабушки…

 

– Галочка, посмотри какое необыкновенно голубое небо! Удивительно чистый цвет!..

– Ты посмотри, сколько разного зелёного цвета на одной поляне! Не пересчитать!..

– Иди смотреть на закат. Сейчас на небе столько красок! Солнце подсветило облака – и это просто неописуемо!

– Галочка, а помнишь, какие красивые были сопки на севере? А горы в Домбае?..

 

Я смотрела через стекло закрытого гроба на маму и просила прощения за ту глупую девочку, желавшую больше всего на свете получить коробку карандашей.

 

– Спасибо, родная… Спасибо за то, что больше полувека я была счастливой… Спасибо, что ты научила меня видеть разноцветный мир. Мир, который нельзя было нарисовать теми карандашами. Слишком они тусклые…

 

 

Морозова Альбина Георгиевна

с. Троицкое

 

Года

 

Года, года! Зачем вы мчитесь быстро?

Порой земля уходит из-под ног.

Как птица быстрокрыла в небе чистом –

Не торопите мой последний вздох.

Так много дел ещё закончить надо,

Чтоб чистая душа взлетела ввысь.

Мне рано ставить точку невозврата,

Твержу себе: «Держись! Держись! Держись!»

 

 

Душа

 

Огрубела душа, зачерствела,

Удивляюсь порою сама,

Много боли она претерпела,

Повезло – не сошла я с ума.

 

Нет восторга, угасли все чувства,

Как в тумане идёт день за днём.

И на сердце немыслимо пусто,

А когда-то – горело огнём.

 

Дождь всю ночь барабанит по крыше,

Монотонно стучится в окно,

Песнь его запоздалую слышу,

Но и к ней равнодушна давно.

 

И не радует снег белоснежный,

Он приходит на смену дождям.

Исчезает простор тот, безбрежный,

Распростёртый по хлебным полям.

 

Кто посмел тронуть душу руками?

Так ранима она и нежна.

И втоптать её в грязь! Сапогами!

Не понять – умерла иль жива?

 

Мне бы только достать её с грязи,

Отлепить, осторожно отмыть.

Чтобы с сердцем была в переплясе,

Чтобы снова смогла вольной быть.

 

 

Дубина  Лидия Григорьевна

с. Покровское

 

Дальнобойщик

 

Ранняя осень – пора свадеб, вот и сестра замуж собралась и меня на свадьбу пригласила. Ехать надо было в другой район нашей области. С рейсовыми автобусами тогда было сложно, и я добиралась автостопом.

Возле Самбекского поста ГАИ на обочине стояла гружёная «Колхида». Я подошла к машине, но водителя в ней не было. Огляделась и увидела, что от здания поста идёт молодой мужчина, держа в руках документы. Он направлялся в мою сторону. Мы поздоровались, я попросила подвезти до Ростова, получила в ответ согласный кивок и забралась в кабину.

Сначала молчали. Потом водитель поинтересовался, далеко ли я еду. Стала объяснять цель моей поездки и куда мне нужно добраться. Но оказалось, что водитель область не знает, едет из Севастополя в Набережные Челны, где сдаст свой груз – и домой, в Севастополь.

Я обратила внимание на фотографии, прикреплённые к лобовому стеклу: улыбающиеся девочка и мальчик.

- Это Ваши дети?» - спросила заинтересованно.

- Да, - ответил шофёр.

- А как же жена, не против ваших разъездов?

Он помолчал, а через некоторое время тихо сказал дрогнувшим голосом:

- Её больше нет.

Повисла пауза, нарушать которую я не решалась.

Глядя на дорогу, он начал рассказывать свою жизненную историю.

Они с женой были «дети войны» - воспитывались в детских домах. В армии служил в Севастополе, возил полковника, «батю», который очень хорошо к нему относился и после окончания службы помог устроиться на работу, а когда рассказчик встретил свою Наташку, - решил и квартирный вопрос. Молодая пара по-прежнему продолжала общаться с семьёй «бати», по необходимости оставляли на них детей. Пожилая пара принимала их, как своих внуков. Уже тогда он работал «дальнобойщиком». Однажды, перед его отъездом в очередную командировку, жена пожаловалась на нездоровье, пообещав обратиться к врачу. Он уехал. Через неделю вернулся – в квартире никого. Почувствовав неладное, кинулся к своим покровителям. Дети были там, а вот жены не было. И тут он услышал страшную новость: у его Наташи случился приступ аппендицита, она долго терпела боль, а когда сделали операцию, у неё уже начался перитонит. Врачи не смогли её спасти. Вот так он остался вдовцом в 30 лет с двумя малышами. Подробностей своих переживаний он не рассказывал, сказал просто: «Мне было очень плохо». Я молчала.

Через некоторое время, усмехнувшись, он сказал: «А меня даже хотели женить мои соседи по этажу. Дети наши дружили, да и у меня были с этой парой приятельские отношения. Однажды соседка Надя говорит: «Давай устроим вечеринку, я приглашу свою знакомую, она не замужем». В один из выходных вечеров организовали смотрины. Уселись за стол, налили по рюмочке, за знакомство выпили. Она – Света, я – Саша, пошли разговоры. Ещё по одной налили, теперь уже за здоровье тост, как полагается. А я так аккуратно поглядываю за новой знакомой. Вроде бы неплохая женщина, но почему-то, выпивая, не закусывает ни за первым разом, ни за вторым. Показалось это странным. Потом мы с соседом вышли на балкон покурить. Дверь была открыта, дети наши там игру затеяли, но нам разрешили постоять. Стоим, покуриваем, слышу разговор женщин.

Соседка спрашивает подругу:

-Ну, как?

-Да нормальный мужик, - отвечает та, - видно, что хозяйственный, не любитель выпивки, зарабатывает хорошо. Детей его мы в детдом отдадим, - смеётся, - своих заведём!

Услышав такое, я поперхнулся табачным дымом, оторопел. Как так? Моими детьми распоряжается чужая женщина, с которой общения всего-то один час! Ноги стали ватными. Я говорю соседу: «Пойдём мы, детям отдыхать пора».

Позвал ребятишек, обнял их за плечи. Им не хотелось уходить: только разыгрались. А я не мог больше оставаться ни минуты в обществе этой циничной женщины. Испытав все лишения военного детства, я даже в страшном сне не мог увидеть своих детей в детском доме. Было горько и обидно, что так могла сказать женщина, будущая мать. Больше никаких знакомств я не заводил. Дети подрастают. Работу эту буду бросать – хватит, поскитался по свету».

Так за разговорами мы подъехали к Ростову. Мне надо было в центр города, а ему – на объездную через Дон. Я поблагодарила Сашу за поездку, пожелала доброго пути. Выйдя из машины, взмахнула рукой, и наши взгляды встретились. Невольно подумалось: «А какого цвета у него глаза?» Глаза цвета боли и тоски. Я не знаю, как обозначить этот цвет, но точно знаю, что он существует.

 

 

Зорин Сергей Викторович

г. Таганрог

 

Великий исход

 

Был всемирный потоп, а потом, вслед за ним,

Нашу Землю сковал Ледниковый период.

И из капищ лесных неизбежным стал выход

Наших пращуров, этой стихией гоним.

 

Потому, видно, с грустью мы смотрим вослед

Каждый раз в небесах пролетающим стаям.

Так и будет всегда, потому что мы знаем,

Сколько в этом сокрыто страданий и бед.

 

И похожий исход предстояло и мне

Пережить от потопа в далёкие годы.

Так как милости ждать человек от природы

Не желал, а царем быть стремился над ней.

 

Жгли деревни и села, рубили леса,

А могилы родных навсегда побросали.

И одни муравейники только не знали,

Что водица – беда, а не божья роса.

 

За какие грехи был наказан народ,

Что покинул родные места обжитые?

Неужели безжалостно в небе святые

Наложили проклятье на весь этот род?

 

А по сводкам везде шел в атаку прогресс,

Наступала великая, новая сила:

Как незрячих котят в буйных водах топила

Скорбь и горе людей.

Это - Камская ГЭС.

 

Купола детских грёз

 

Говорят, когда люди прибегают к написанию мемуаров, то это явный признак старения. Ну да пусть говорят, может они и впрямь молодые. Хотя тот, кто это говорит, старше меня, а мне уже -седьмой десяток. И совершенно нет опыта в написании мемуаров, да и слово мемуары мне не нравится. Пусть будет просто, рассказ. А хочу я поделиться мыслями, которые, последнее время, не давали мне покоя.

Я теперь уже и не вспомню, когда это началось, но на протяжении давнего времени в памяти всплывает одна и та, же картина. Я, ещё ребёнок, стою на крутом берегу реки Камы, вглядываясь вдаль слева от себя на противоположный пологий берег реки. И где-то вдалеке я вижу купола церкви. Два по бокам поменьше и пониже, а центральный купол, больше двух других и повыше. И я точно знаю, что стою на берегу лесосплавного участка (леспромхоза) Кама-Жулановка, на Каме, а вот что за селение с куполами церкви мне видится, не известно.

Ну и, казалось бы, что здесь сенсационного, о чем сразу следует писать. Ан нет…. Когда я попытался найти через интернет старую карту Молотовской области (так назывался город Пермь в послевоенные годы), чтобы отыскать на ней Каму-Жулановку и то, грезящееся мне, селение с куполами церкви, я просто напросто её не нашел. Все подробные послевоенные карты интересующего меня района странным образом куда-то исчезли. Дело в том, что после строительства Воткинской ГЭС на Каме в 1961-1963 годах Кама-Жулановка ушла под воды Воткинского водохранилища. И как будто они поглотили и все имеющиеся карты. А восстановить её местоположение по нынешним картам невозможно. Если бы я был постарше в то время или бы проживал там постоянно до самого затопления, картина бы селения с куполами церкви, может быть, и прояснилась. Но так как меня привозили туда к бабушке, как бы на лето, а память была сродни той памяти, когда ребенок только-только вскрывает слабые оттенки своей осознанности, то и восстановить былое не получается. И спросить теперь уже и не у кого.

И я начал логически рассуждать. Ведь был леспромхоз, было видение куполов и все это происходило на Каме, так почему я не могу привязаться к местности по карте, каких нибудь 50-х годов прошлого столетия? Ответ. А их просто нет. И этот факт меня раззадорил, и я решил прояснить-таки эту ситуацию.

По стечению обстоятельств местожительство мое позже проистекало на берегах Камы, того самого Воткинского водохранилища в городе Оса, Пермской области, теперь края. Там я заканчивал десятилетку. И в Осе стоит очень красивый Свято-Троицкий собор, чьи купола мне напоминали купола храма моих детских грез. И теперь, спустя много лет, я решил связать между собой два этих факта. И, следуя от обратного, приняв купола Троицкого собора в Осе за те, которые я видел в детстве, решил искать Каму-Жулановку в радиусе 10 километров (примерно на расстоянии видимости детского глаза). И я уже знал, в каком направлении мне искать, так как все происходящее связано с речной гладью реки Камы, теперь водохранилища. Но карт со старым руслом реки по-прежнему не находил. 

Тогда я углубился в историю XVIII-XIX столетий, когда в Российской Империи проводились планы генерального межевания с целью точного установления границ земельных владений, как отдельных лиц, так и крестьянских общин, городов, церквей и прочих возможных собственников земли. (Планы - это те же карты, только составленные от руки землемерами). Меня интересовали планы Осинского и Оханского уезда Пермской губернии, так как Оса стоит на левом берегу, а, стало быть, Кама - Жулановка должна находиться на правой, Оханской стороне, согласно плана межевания. И мне на этот раз повезло. На старой Оханской карте я нашел речку Жулановку впадающую в Каму и расположенной на предполагаемом удалении, примерно 10 километров, от Осы. Но селений с названием Жулановка и Кама-Жулановка на ней не было. По всей видимости, в те далекие времена населенных пунктов с такими названиями еще не было. Но в какой-то из книг по археологическим изысканиям я вычитал, что на заре Советской власти недалеко от поселения Жулановка, под Осой Пермской области, была открыта стоянка первобытных людей. Наверное, и её постигла участь издержек электрификации всей страны. Значит, селение Жулановка до затопления всё-таки было.

Я продолжал искать. И вот недавно я натолкнулся на интерактивную карту террора и ГУЛАГАа в Прикамье, Пермского краевого отделения Международного общества «Мемориал».

На этом сайте можно познакомиться с местами расположения и краткими сведениями о бывших спец-поселениях и лагерных учреждениях ГУЛАГа в 1930 –1950-е годы на территории Пермского края (бывшей Молотовской области). И вот, спускаясь на этой карте вниз по течению реки Камы, дошёл до города Оса, увеличиваю масштаб и, на предполагаемом месте поселения Кама-Жулановка, что я вижу: три активные иконки. Одна - в виде человечка в фуражке и две - в виде домиков, и все рядом на берегу Камы. Навожу курсор на человечка, и всплывает надпись (дословно):

«Спец комендатура №78, п. Кама-Жулановка, Осинский район Молотовской области (ныне-Осинский район Пермского края)». Навожу на первый домик, и всплывает надпись: «Поселок Кама-Жулановка, Осинский район Пермской области (с 1940 г. по 1957 г. – Осинский район Молотовской области, ныне – Осинский район Пермского края)». А второй домик показал, что это Поселок Жулановка, Осинский район Пермской области (с 1940 г. по 1957 г. – Осинский район Молотовской области, ныне – Осинский район Пермского края).

 

Справка:

Спец комендатура – низовое звено системы управления спец поселениями ГУЛАГа, которое в лице коменданта и его помощников осуществляло надзор за жизнедеятельностью спец ссыльных. Спец комендатуры создавались в местах размещения спец поселенцев и обычно имели в своем подчинении несколько спец посёлков.

 Спец поселенец (спец переселенец) — лицо, выселенное из места проживания, преимущественно в отдалённые районы страны без судебной или квазисудебной процедуры. Особая категория репрессированного населения СССР.

В моем случае это значит, что в Осинском районе Молотовской области на месте впадения реки Жулановка в реку Кама или вблизи от этого места с 1940 по 1957 года находилась спец комендатура № 78 и поселки Жулановка и Кама-Жулановка. Год моего рождения 1956. Стало быть, год спустя после моего рождения, спец комендатура была упразднена. Ничего не могу сказать про поселок Жулановка, был ли он упразднен или нет. Но на Каме-Жулановке я проживал точно и, поэтому, она в мои детские годы существовала вплоть до затопления водами Воткинского водохранилища. И был это лесозаготовительный участок. Что касается спец комендатур и спец поселений, это другая история, в которой надо еще разбираться отдельно. Может из-за них исчезли подробные карты районов, на которых они находились. Не работа ли это служб НКВД по зачистке следов репрессий и стирания народной памяти в истории теперь уже бывшего СССР? Как говорится: «И концы в воду…» В воды многочисленных водохранилищ по великой стране взамен на лампочку Ильича.

Но живы купола моих детских грез. Стоит Свято - Троицкий собор в историческом городе Осе, основанном 1774 году. Городе, который осаждал сам Пугачев в годы народного бунта. (Крестьянская война 1773—1775 годов под предводительством Емельяна Пугачёва). Где я учился и закончил десятилетку. Где в 1969 году были произведены два ядерных взрыва, но это тема нового моего повествования.

 

 

Романенко Валентина Федоровна

с. Покровское

 

Мгновение

 

Этот рассказ я начну так: это было в 67 году прошлого столетия. Построились мы на пустыре, а с переулка Миусского на этот пустырь выходили огороды, заборов тогда не было – просто натянута проволока по меже. И вот, в выходной день собралась я стирать. Машины стиральной не было – руками стирала, да тогда многие ещё не могли купить, стирали вручную, но дело не в этом. Только я приступила к работе, слышу: крик! Миусские задрались, что ли? А мне Мариин двор хорошо видно: гляжу, а её сосед Пётр до неё придирается, лезет с кулаками. Я бросаю своё дело и через огород напрямую к ним – помочь, значит, Марии. Подбегаю к ним, а в это мгновение Пётр как махнет рукой и мне прямо в глаз! Я разворачиваюсь – и бегом домой. Получается, что я за этим к ним и прибегала.

Но самое обидное, что драчуны меня даже не заметили.

Сижу, мочу в холодной воде полотенце, прикладываю к глазу. Сын спрашивает: «А кто тебе прилепил фару?» (А она была что надо!) Муж, конечно, пожалел, говорит: «Мало дали! Не будешь бегать!»

 

 

Полянский Евгений Николаевич

г. Таганрог

 

***

Расстаньтесь с ненужными точно

С вещами, конечно с вещами.

Забудьте о тягостном хламе,

Смердящем канавою сточной.

 

Ненужные – словно вериги,

Души отбирают свободу,

Гранитную рушат породу,

Не песни они и не книги,

 

Чтоб им оставаться в угоде

На полках, в сердцах и комодах…

На вещи ненужные мода

Проходит, проходит, проходит!