Кондрашова Ирина Петровна

с. Николаевка

 

Жизнь хороша

 

Я в душе всегда девчонка...

Ну и пусть года бегут.

Хочется смеяться звонко,

Мне... Да нет же, цифры лгут!

 

Паспорт не беру я в руки,

Не люблю календари.

Не спасут они от скуки,

Сколько в даты не смотри.

 

У меня другой советник:

Сердце. Вместе с ним – душа.

Пусть поступок опрометчив,

Всё равно жизнь хороша.

 

Радуют родные лица,

Их улыбки, голоса.

За окном щебечет птица,

На цветке блестит роса.

 

Если в мире сам с собою,

Если зависть победить,

За друзей пойдёшь горою –

Делу доброму служить.

 

И наградой станет праздник:

Ежедневно, круглый год

Я в нём – режиссёр-участник,

Роль мне эта подойдёт.

 

В этот не впишу сценарий

Я тоску, печаль и страх.

Злобу засушу в гербарий

И развею в пух и прах.

 

 

Шиленко Людмила Леонидовна

г. Матвеев Курган

 

Давайте радоваться!

 

Валя очень любила покушать и готовить тоже любила. Её семья всегда была вкусно и сытно накормлена. Все блюда, приготовленные ею, были шедеврами поварского искусства. Борщ это был или пирожки, или изысканные торты, всё радовало душу и глаз. За это её обожали не только члены её семьи, но и гости, часто бывающие в доме. Часто приглашали подружки на праздники помочь им красиво и вкусно накрыть стол. У неё были свои фирменные рецепты, которыми она очень гордилась. Ничего удивительного не было в том, что и работала она поваром в местном кафе. После училища как пришла сюда работать, так и работала на одном и том же месте.

Намечался вечер встречи, и одноклассники обратились к ней с идеей о проведении вечера именно в кафе, где она работала. Она договорилась с хозяином кафе и он, уважая её, пошёл на уступки в цене, но при этом поставил ей условие, что все заказанные блюда она приготовит сама. Вале очень хотелось порадовать одноклассников, она несколько дней потратила на подготовку их вечера встречи, очень устала, поэтому на причёску и макияж у неё просто не хватило времени.

В школу примчалась на такси, к самому открытию вечера, муж, тоже бывший одноклассник, был уже там. Все бывшие одноклассницы блистали причёсками и нарядами. Одна она выглядела просто. На неё свысока поглядывали некоторые девчонки – считали, что добились в жизни больше, чем она. По профессиям среди бывших одноклассниц были врачи, учителя, актриса, были и профессии попроще: продавцы, строители, домохозяйки. Валя краем уха услышала, как несколько одноклассников мужчин поддёргивали её мужа: «Ой, Витёк ты ж у нас в классе первый парень был, сколько девчат в тебя в школе были влюблены, а женился на серой мышке…» С замиранием сердца прислушалась Валентина к ответу мужа: «Недотёпы - вы, люблю я её, для меня она - всё». Такой ответ образумил одноклассников, а Валя чуть не заплакала от счастья - она любила мужа сейчас ещё крепче, чем в школе, когда они стали встречаться в десятом классе.

Ещё одна опоздавшая одноклассница, обнимая Валю, произнесла: «Ты, Валюха, такая же пухленькая и аппетитная, как еда, которую поскорее хочется съесть».

Торжественная часть в школе была закончена и вместе с учителями все перешли в кафе. Валя принимала класс, как хозяйка, суетилась, рассаживала гостей и была рада, что они отметили, как красиво её стараниями был убран зал и накрыт стол. А когда одноклассники начали кушать всё, что приготовила Валя, посыпались комплименты. Те, кто недавно подначивал её мужа, наперебой предлагали ей бросить его и хотели жениться на ней все сразу. Одноклассницы, те, что свысока поглядывали на неё в школе, с уважением и любопытством расспрашивали о приготовлении её фирменных блюд, не было ни одной, чтобы не попросила рецепт. Вечер проходил весело, непринуждённо, вспоминали школьные годы, поездки классом по историческим местам, рассказывали: кто, как живёт сейчас.

 Скоро к ним вышел хозяин кафе, тоже выпускник этой школы, и под дружные аплодисменты вручил букеты учителям. А самый большой букет он вручил Вале и при всех поблагодарил её за золотые руки и добрый характер.

- А теперь сюрприз для вас всех:, - объявил он, - Валя прекрасно поёт. Много лет назад у меня не было денег приглашать музыкантов, и мы пели на торжественных мероприятиях вдвоём под минусовку, слушайте.

И начался такой концерт, что у всех дух захватило - так красиво пела Валя. Одноклассники и слушали её, и танцевали, а её муж просто не сводил с неё глаз. Он знал, что она красиво поёт, но с ансамблем слышал впервые. А каким светом и красотой при этом осветилось её лицо - все просто диву дались.

Собравшись с духом, Валентина обратилась к присутствующим: « Я вас всех люблю, Бог каждому даёт талант, только не все его замечают. Вот здесь наши одноклассницы - врачи, мы все ими гордимся. Девочки-учителя - вас любят все наши дети! А вы, ребята - строители, многие здания у нас выстроены вашими руками. А одноклассницы-домохозяйки - все многодетные матери, какие у них хорошие детки! А наши ребята-военные, ведь они служат до сих пор, защищают нашу мирную жизнь. А какая в нашем классе талантливая актриса - мы все восхищаемся её талантом! У нас замечательный класс и у нас замечательные учителя. Наверное, благодаря всем им и ещё нашим родителям, мы все состоялись в этой жизни, хотя испытаний и невзгод, житейских у каждого было немало. Но сегодня мы живы, так давайте радоваться и чаще встречаться!

 

 

Морозова Альбина Георгиевна

с. Троицкое

 

Я так хочу…

 

Я так хочу

опять на склоне лет

Вновь испытать

восторженные чувства.

Вдвоём с тобой

хочу встречать рассвет

И быть на грани

лёгкого безумства.

Бродить заветной

тропкой у реки

И слушать пенье

жаворонка в поле,

Чтобы понять,

как мы душой близки,

И что живём

в едином биополе.

Ходить с тобою

вместе в сельский клуб,

С волненьем слушать

робкие признанья.

И ощутить вновь

трепет нежных губ,

И ожидать

любовные свиданья.

Двоих сердец

биенье в унисон,

И сильных рук

горячие объятья.

Чтоб наша жизнь

была волшебный сон,

И стали счастьем

мне воспоминанья.

Но жизнь даётся

 нам всего одна,

Без репетиций

и без повторений.

И нет тебя давно, и я одна,

Мои желанья –

пища сновидений.

 

 

Север Ирина Николаевна

х. Дарагановка

 

Её лошадь

 

Он подарил Ей машину в день рождения – перламутрово-серебристую, мягко-плавную, с необычным названием «Снежная королева».

«Снежная королева – значит холодная» – подумала Она, но машина была прекрасна! Ещё в юности Она где-то слышала, а может быть читала, что у каждого предмета есть своя душа, конечно, не такая, как у человека живая, а особая, и нужно постараться услышать и понять эту душу.

Душу своей «Королевы» Она услышала сразу. Эти двое были похожи – Она и машина, как всадница и её трепетная спутница на картине Брюллова.

Она называла её своей лошадью, разговаривала с ней, поглаживая тёплые бока, любовалась.

Когда «Королеву» мыли на автомойке и натирали до блеска воском, Она, глядя на умелые движения девушек, испытывала почти чувственное наслаждение, которое должна была испытывать Её лошадь.

Она мысленно переносилась на столетие назад, где по дорожкам парка для верховой езды прогуливались дамы и кавалеры. Она и её Королева – одно целое. Белое платье шлейфом стелется по крупу великолепного создания – серого в яблоках, с подрагивающими ноздрями и развивающейся почти белой гривой. Лошадь слышит малейшее желание хозяйки, едва пальчики касаются узды…

Грёзы…

Через некоторое время Они вынуждены были продать машину.

Он сказал Ей:

- Ты только сильно не расстраивайся. Будет у тебя другой автомобиль немного позже, как только мы выкрутимся.

Когда «Снежную королеву» отгоняли новому хозяину, у Неё похолодели руки и ноги, хотелось рыдать, но слёзы внутри застывали льдинками…

Потом в Её жизни были машины, разные, но уже никогда не было Лошади.

 

Свобода

 

 «Я свободна!»

Свобода и я – странное чувство, щекочет ноздри, пахнет стремительным свежим ветром. Чувство такое, как будто, подпрыгнув на батуте, ты завис на самой высокой точке общего пространства.

Свобода!

Наблюдаешь за всеми свысока, прокручивая медленно, как во сне, плёнку своей жизни. Паришь над житейскими проблемами, обязанностями и даже чувствами.

Свободна!

Нечего терять, ничего не дорого, ничто не страшит.

Свобода освобождает от всего!

Но это только одна сторона медали – привлекательная. У свободы есть оковы.

Оковы внутреннего, тщательно маскируемого одиночества – чёрствого, жалкого и эгоистичного.

Свобода и одиночество – это близнецы, попутчики, всегда следующие в одном направлении.

Это одновременно чёрное и белое, радость и тоска в жизни свободной женщины или любого свободного человека.

 

 

Конюхова Галина Ивановна

с. Покровское

 

Памяти мужа

 

Идет февраль. Девятое число

Сильнее сердце заставляет биться.

Оно забрало у меня тепло,

Которое не сможет повториться.

Шесть месяцев, родимый, нет тебя,

В сырой могиле ты лежишь полгода.

Порою я не узнаю себя,

А ведь с тобой прошли огонь и воду.

Умела веселиться, горевать,

Работа у меня в руках кипела.

Не те уж руки и не та уж стать,

И не под силу никакое дело.

Живу себе, ржавею по чуть-чуть

Дни мчатся от рассвета до заката,

И может в спину кто-то мне шепнуть:

« За бабье счастье ей пришла расплата».

Но я не унываю и держусь,

При людях веселюсь и улыбаюсь,

По самому по краешку хожу,

Но в мир иной пока не собираюсь.

 

 

Колодец

 

В снегу колодец посреди деревни,

И нет к нему протоптанной тропинки.

Иль бабы наши стали королевны,

А может люди вымерли в глубинке?

Молчат придавленные снегом травы -

Укрыты, как пуховым одеялом.

А вольный ветер, будто парень бравый,

Поет задорно с микро интервалом.

Стоит колодец, думой озадачен.

Забыт - никто не ходит по водицу.

А было: люди шли сюда судачить,

Воды набрать, узнать: где, что творится.

Теперь лишь в зарослях глухих деревья

Шумят под ветра песни шаловливо.

А рядом позабытая деревня,

Грустит и думает» Как жизнь не справедлива»!.

 

 

Растрата

 

Часть 1

Богаты курские края лесами, лугами да местными, глубокими карьерами – озерами.

Образовались они в результате добычи торфа, где на прозрачной, водной глади растут кувшинки, лилии и другие водные растения. В карьерах в стоячей воде водилось много рыбы и раков. Луга представляют собой огромный, зелёный ковер, а по ковру, как бисер, разбросаны цветочки: синие незабудки, розовый Иван-чай, желтые калужницы и белые ромашки. Красота, глаз не отвести! Ничуть, не хуже альпийских лугов. На этом ковре паслись стада колхозных коров и хозяйских, табуны коней, стада гусей да уток, поэтому он был всегда, как подстрижен, словно за ним ухаживал садовник. В небольшой речушке Прут текут такие чистые, светлые воды, что в ней отражается небо, как в зеркале. За это жители её прозвали - Синеглазка. Осень. Стоящие вдоль шляха, как свечи тополя, а над речкой вербы да кудрявые ракиты изрядно пожелтели. В лесу и в садах в танце закружил листопад, падая медленно на землю. Красота!

По утрам в низовье на траве, стала появляться первая изморозь, скоро Покров Пресвятой Богородицы – престольный праздник. В селе Марица. к Покрову, все уважающие себя хозяева успели управиться с огородами, заложили на зиму запасы в закрома и в подвалы. Побелены все хозяйственные постройки во дворе. Теперь можно при случае и погулять. Осень - свадебная пора. У Поляхиных радость: Любашку просватали, да за первого парня на селе. Жених Василий, хоть и рос без отца, (отец его погиб на войне), но вырос хорошим парнем - так считали многие в селе. Шли последние приготовления к свадьбе, шилось приданое. Все домашние были рады свадьбе, кроме Любаши.

- Слава Богу, третью отдаем, даст Бог, и две последние в девках не останутся, - говорил, почесывая лоб, отец семейства Григорий, тихий и светлый человек, трудолюбивый и любящий всех своих домочадцев.

А сватовство для Любаши - как снег на голову летом. Она никак не могла понять, почему именно её засватал этот дядька с усами.

- Ему что, других, постарше, не хватило, я же ещё совсем молодая, едва восемнадцать исполнилась, не нагулялась еще. Я на Донбасс хочу, - каждый раз твердила близким Любаша.

А сама никак не могла понять, почему она, боевая, смелая хохотушка, всегда краснела и не находила нужных слов при встрече с Макаром, братом ее задушевной подружки Зины.

Конечно, за три года службы Макара не узнать, весь в своего отца: чернявый и коренастый, и на лицо красавец. Девчата таких обожают, но эти парни почему-то чаще сватают невест из чужих сел и деревень. Но и для Любаши года не прошли без пользы. Увидев её, Макар открыл рот от удивления:

- Ах, Люба, какая ты большая стала, ещё недавно в куклы играла, а сегодня тебя не узнать! Красавица! Что ж, у тебя и жених есть? Что молчишь, на Донбасс со мной поедешь?…

Она тогда ничего ему не ответила, только покраснела. Теперь только вот понимает, что зря промолчала, надо было быть смелее. Ненароком оброненные слова запали в душу, но об этом, кроме неё самой, никто и не знал, даже подружке не говорила, стыдно ведь. А теперь Макар уехал, а её больше и не позвал.

Про Донбасс Люба слышала много хорошего, когда ездили с матерью в гости к тёте по маминой линии. Так вот, тётина дочка уехала туда к каким-то, хорошо знакомым, нянчить детей и вышла там удачно замуж. Люба прямо грезила далёким Донбассом. А тут - сватовство. Она и плакала, и кричала матери:

- Не пойду я за него! Старый он для меня, я его боюсь.

Мать Любы, полная грудастая женщина, на голову выше отца, чернявая, похожая на цыганку, за словом в карман не лезла, поэтому и была в семье ведущей:

- Ах ты, бесстыдница! Такой парень трудолюбивый тебя сватает, а ты нос воротишь! Будешь жить за ним, как у Христа за пазухой, он всё умеет делать! Глянь, девки около него табуном крутятся!

- Ага, табуном, а почему же он тогда ещё не женатый? Что, нету подходящей? -  то огрызалась, то умоляла Люба, - Не пойду я за него, я на Донбасс хочу, отпустите меня, не хочу я жить, как вы, в деревне.

- Вот с мужем и поедешь, хоть на Сахалин, - вмешалась бабушка Поля, разлущивая фасоль, - иди замуж, детка, пока беруть, а то, гляди, останешься вековухой, как Нина Лапчикова. За переборы бывають недоборы. Иди, иди, а то стыда тогда не оберёсся. ( Нина Лапчикова – местная, старая дева которая, в свое время не вышла замуж,)

- Бабушка, ну пожалей меня хоть ты, не нравится он мне.

- Многие так детка говорять, а поженются, и не разлей вода. Так всю жизню и проживають.

Бабушка Поля в двадцать пять лет осталась вдовой, всю свою жизнь так и прожила. Подняла на ноги троих детей: двух сыновей и дочь. Трудно ей было, пока не подросли сыны, а теперь вот переживает за внуков и хочет видеть их счастливыми.

Хлопнув дверью, Любаша побежала к тётке, родной отцовой сестре, живущей неподалёку.

- Тёть Дунь, ну скажите хоть Вы им, не пара он мне, не хочу я замуж, не по душе, старый он для меня.

Тётка как раз строчила на швейной машинке для Любы приданое: шторы, да занавески. Тётя, отложив шитье в сторону, встала из за машинки, и, прижимая к себе плачущую племянницу, проговорила:

- А ты отцу говорила?

- Да что он, не знает? Всё он знает, но против матери не пойдёт, это всё её дела, да и отцу он тоже нравится. Говорит: Вася хороший!

 - Ну чем я тебе, детка, помогу? Мать твоя сдружилась с Фросей, а теперь захотели и породниться. Я думаю, что в этом ничего плохого нет. Привыкнешь, всё образуется.

- Тёть Дунь, и ты туда же: образуется, образуется. Старый он для меня, я и моложе себе найду.

- Ну, что ты заладила: старый, да старый. Всего - то восемь годков разница у вас. Меня Иван тоже на восемь лет старше и ничего, самый раз. Что делать, Любушка? Такая наша бабья доля, идём за того, кто нас сватает. Плохо будет - домой заберём, а сейчас не перечь родным, всё равно по-твоему не будет. Мне кажется, парень он не плохой, главное, ты ему нравишься, а что постарше, так ждал, когда ты вырастешь, ещё в пеленках наверно тебя увидел и полюбил.

А сама вспомнила своё…. Вот также её, восемнадцатилетнюю, в тридцать восьмом году просватали в чужую деревню, против воли, приданое хорошее дали, зерном, а у её мужа зазноба была. Приходил он с работы за полночь и пьяный. Стала спрашивать, где бываешь и почему пьян, а он в ответ:

- Горе своё самогоном заливаю. Может быть ты, Дуня, и хорошая, не знаю, но только люблю я – другую, не могу без нее. Беременная она, три месяца, а моя мамаша не захотела её брать: бедная она, приданого нет. Ты, Дуня, потерпи немного, может я и к тебе и привыкну.

Месяц один только и пожила у него. Как только приехал брат на лошади проведать сестрёнку, она в слёзы, всё ему и рассказала. Брат, недолго думая, и забрал сестру домой. Зерно, правда, не отдали, сказали, что Дуняшка его за месяц съела.

- Ох-хо-хо… всё повторяется, - подумала тётя, - сначала я, теперь, вот, племянница.

Но ничего не сказала.

Так и пошла Люба, не солоно хлебавши, поплакала-поплакала да и сдалась, понимая, что детство ее кончилось, мечта о красивой жизни в большом городе разбилась в пух и прах.

 

Часть 2

 - Но-о-о! Но, Пегая, но-о-о! Пошла, пошла! Давай, давай быстрее, быстрее! - кричал на старую кобылу-клячу молодой краснолицый возница, стегая её то и дело кнутом.

Кобыла то пускалась рысью, то, немного пробежав, плелась трусцой. Любушка сидела на бричке, свесив ноги, и хмурилась, прикрываясь старенькой рядниной. Любе, обычно всегда жизнерадостной, сегодня было не до смеха, да и жалко Пегую. Вспомнила, как приговаривала тетка Фрося, будущая свекровь, когда Василий запрягал кобылу в дорогу:

- Ну и кобылу дали, получше не нашли. Бедная кляча на своем веку наработалась вволю, а тут ещё и в город надо ехать. Не доедет, на полдороге повалится точно.

.- Нету, маманя, свободных коней на лугу, озимые сеют. Что есть - то и дали, - сказал сын.

Ох, как не нравилась Любе затея ехать в город, но кто её будет слушать?

- Хватить тебе, донюшка, на печи спать. Давайте, езжайте в город за кроватью. Выбирай сама: какая тебе понравится, ту и покупай. Спать то - тебе на ней. А то - две недели до свадьбы осталось! Купили - и дело с концом, - говорила мать Любушки.

Вот и поехала, чтобы не огорчать мать, а зачем, и сама не знает: «Да я готова ещё на печи спать столько, сколько придётся, лишь бы не выходить замуж за Василия. Ох, как не нравится мне этот усатый, мордастый, дядька, хотя многие и считают его «первым парнем на селе»». Понимая, безысходность этой ситуации, ей так хотелось спрыгнуть с брички и бежать, куда глаза глядят, но, вспоминались сердитый взгляд матери и выстраданная улыбка бабушки Поли и её слова:

 - Смирись, детка. Стерпится, слюбится, не ты первая, не ты последняя.

Она оставалась сидеть на бричке. Неожиданно подул холодный ветер, и без того прохладное, утро стало холодным, и девушка, ежась, сжалась в комочек. По небу поплыли серые тучи, на душе становилось мрачнее и мрачнее. Хотелось плакать.

- Давайте, наверное, вернёмся домой, пока не поздно, скоро дождь хлынет.

- Да ты что, больше полпути проехали и возвращаться. Нет, надо ехать, лошадь у бригадира еле выпросил, с работы отпросился.

– Но, Пегая, пошла, пошла, но-о-о-о- но, у Васи свадьба на носу, - кричал, размахивая кнутом, радостный детина, не глядя на затянутое тучами небо. Над перепаханными колхозными полями в поисках провианта низко летало оголтелое воронье.

«Как их много, - думала девушка, - скоро первые заморозки, а там снега и морозы, чем они питаться будут? Жалко птиц, но они вольные, куда захотели туда и летят, сами себе хозяева. А я?» Сейчас родителей слушать надо, а потом мужа, чужого, грубого дядьку, на которого она поглядывает с искоса и боится.

- Господи, дай мне силы все это вынести, - прошептала она, как молитву, слова, которые слышала постоянно от бабушки, - кончилось мое девичество.

Хоть Василий и был свой парень, Любаша его боялась, разница в восемь лет сделала свое дело. Отслужив в армии, Василий поступил работать в город на железную дорогу. Его мать так переживала, что сын найдёт себе городскую жену (ладорюгу), что стала сама подыскивать ему сельских невест, работящих, но ни одна не пришлась по душе ни ей, ни сыну. Много девчат привозил он матери на показ и из города. Все были не такие, потому и долго не женился, а невест менял, как рукавицы. Матери Василия и Любы хоть и были родом из одной соседней деревни, и знали друг друга раньше, но подружились здесь, в Марице, куда вышли замуж. Люба с матерью частенько приходила к ним в гости, и вот тут и положил глаз на неё Васёк. Едва девочке исполнилось восемнадцать, матери решили породниться. А Василий тоже был не против.

«Годы-то идут, уже двадцать шесть, сколько можно холостяковать, а девчонка молодая, не балованная, а, главное, маме нравится. Будем жить, поживать да детей наживать», - думал Василий.

Может, он и неплохой человек, но то, что он не её судьба, это точно - так думала Люба. От домашних своих она слышала, что тётка Фрося одна поднимала сына, урывками учила его всему. Уходила на работу рано и приходила поздно, ни бабушек, ни дедушек у него не было. Мать свою Василий жалел, многое умел делать и помогал, как мог. Бельё стирал - бабам на загляденье. Тётка Фрося, его мать, всегда на работу ходила в белых, как кипень, платках и всем хвалилась:

 - Вася стирает! В огороде травинки не найдешь – тоже Вася, а борщ сварит, пальчики оближешь.

Вася умел делать всю женскую работу, а вот мужскую ? Местные девчата за ним, табуном бегали. Не курит, водки не пьёт - не парень, а золото. Тётка Фрося при разговоре с соседями сыном не нахвалится, а матери, имеющие девчат на выданье, не прочь были бы иметь такого зятя, но он не спешил с женитьбой. Подружки в глубине души завидовали Любе, считали его хорошим парнем. Одна Зина была на стороне Любаши и тоже никак не хотела этой свадьбы. Кандидатура брата подходит лучше, думала она.

 

Часть 3

При въезде в город закапал дождь. Люба, укрываясь дерюжкой с головой, понимала, что скоро намокнет, проговорила:

- Ну, вот, я вам сказала, что дождь пойдёт, теперь до костей промокнем и заболею.

- Не сахарные, не растаем. Время-то какое? Осень. Через две недели – Покров, наша свадьба. Вот купим кровать и - порядок, ещё одно дело с плеч долой! Свадьба-то на носу, - ответил жених.

У Любаши в глазах заискрились слёзы, ей показалось, что он ответил грубо, и девушка замолчала до самого магазина.

В магазин Люба пришла отрешённая, ей было всё равно, какую и какого цвета покупать кровать, и когда будущий муж сообщил ей:

- Это просто крашеная кровать, а есть ещё…

Девушка, набравшись храбрости, не дала ему договорить, и грубо ответила:

- Не корову покупаем, любая пойдёт.

Но жениху было не всё равно, спать то на ней ему, а деньги – тёщины. Зачем мелочиться?

- Нет, Любушка, кровать - вещь стоящая. На ней всю жизнь нам спать, ещё и детям пригодится. Поедем-ка мы на один адресок, который мне на работе ребята подсказали. Там на дому делают кровати, у которых кованые спинки с кольцами вверху. Что мелочиться - один раз живём на свете!

Радость распирала Василия: скоро он будет спать на новенькой кровати, и при том - не один. Он попытался с девушкой заговорить, но она упорно молчала.

- Ты заболела что ли, что то на тебе лица нет?

Люба молчала, а у самой щемило сердце. Прощай, молодость и невиданный ею Донбасс. Девушка не хотела даже слезать с брички, когда они приехали на другой адрес. Жених настоял на своём, и Люба встала, пошла смотреть. Кровать ей, конечно, понравилась очень, она такой никогда ещё не видела, но виду не подала, проявила равнодушие, на что хозяин кровати сказал:

- Что-то, парень, невеста у тебя грустная, как будто не замуж выходит, а на каторгу ведут.

- Да замерзла она. Погода, видишь какая? Домой приедем, отогреется, - проговорил Василий, усаживая и укрывая потеплей Любу.

- Ну, трогай, Пегая, да побыстрей, а то невеста совсем замёрзнет. Но,.. но, пошла,.. но, - кричал на кобылу довольный жених.

Молодые, промокшие до самой нитки, только въехали в своё село, как вдруг распряглась лошадь. Жених ходит вокруг да около, а никак не запряжёт. А дождь идёт.

- Иди, Люба, к Стенькиным, погрейся, пока запрягу Пегую, - пожалел он, наконец, девушку.

Не попадая зуб на зуб, она забежала в хату.

- Ой, батюшки, да ты вся дрожишь, заболеешь ведь, до свадьбы не очухаешься, - запричитала тетка Шура, дальняя родственница Любаши по отцу, - полезай на печку скорей, согреешься.

- Да нет, теть Шура, дотерплю до дома, сказала Люба, став спиной к печи.

- Грейся, грейся, детка, сегодня здесь и Макар грелся. Приехал домой, дела тут у него какие-то, а к нам с поезда зашёл, спрашивал, что Петя пишет и когда ему на дембель. Сказал, что заберёт его с собой на Донбасс - вот что значит, друзья.

У Любы подкосились ноги, она уже не слышала, что говорила тётка, в голове крутилось одно: значит, узнал Макар, что её просватали. Зина, наверное, написала ему, а мне - молчок, поэтому он и приехал. А тётка, не зная о Любином тайном протесте, стала расспрашивать невесту, всё ли готово к свадьбе. Люба, махнув рукой, выскочила на улицу, как ужаленная осой, увидела, что лошадь еще не запряжённая, побежала домой. Она точно уже знала, что замуж за него не пойдёт и отговорка есть, веская, - лошадь запрягать не умеет. Бабушка, встретив внучку, спросила:

.- А чаго ж это ты сама?

 - Василий Пегую около Стенькиных никак не запряжёт.

- Ну что, детка, кровать-то купили?

- Купили, купили, - выпалила та.

Баба Поля больше спрашивать ни о чём не стала, увидев, что внучка не в духе, и загнала её на печь греться. Лежит Люба на печи и думает, как же ей родным сказать, зная, что мать кричать будет и даже бить. Пришли с работы мать и отец, стали спрашивать дочь как да что, а она им сразу и выпалила:

- Замуж я за него не пойду! Не пойду и всё! - тараторила с печи Люба.

- Как это, ты не пойдёшь? Ты что, сволочь, парня позоришь? Убью подлюку! - закричала мать.

- Хоть сейчас убейте, а замуж не пойду. Он не умеет лошадь запрягать! Вон у Стенькиных спросите.

- Научится, доченька, всё ещё впереди, молодой он ещё, без отца вырос, - заступаясь за будущего зятя, сказал деловито и спокойно отец, который и ругаться не умел.

- Внученька, поздно метаться. Приданое, детка, готово, кровать куплена, отступать некуда. Надо выходить. Растрата-то, какая! - вставила бабушка.

- Не уговаривайте, не пойду я за него.

- Да кто тебя спрашивать будет, пойдешь, как миленькая! - выходя из себя, прокричала ей мать.

- Не пойду я! Опустите меня на Донбасс, не хочу здесь жить.

 - Ах ты, зараза этакая, да кто ж тебя после этого замуж возьмёт? Опозорила парня, как хотела! Как я его матери в глаза смотреть буду?! - побелев от злости, кричала мать.

- Сказала - не пойду, и дело с концом! – плача, кричала Любаша с печи.

- А ну ка, слазь с печки, я с тобой поговорю, все тебе космы выдеру, я тебе покажу, где раки зимуют, сволочь, нервы мотаешь матери!

- Не слезу и замуж всё равно не пойду!

Мать схватила стоящий рядом с печкой ухват и давай тыкать ухватом в Любу. Тут и бабушка разбушевалась, схватила другой ухват.

- Не дури, Любка! Ты что творишь, ты нас так и по миру пустишь! Что ж мы, растратились на приданое, а ты коники выкидаешь? Я тебе дам, «не пойду»! В девках остаться хочешь?!

- В девках останусь, а замуж за него не пойду!

- А, не пойдешь? Если за себя не думаешь, так за сестер подумай, ещё две ходят, их кто потом замуж возьмёт? На-а… тебе, на-а… тебе. Два раза ткнула в Любашу ухватом. Тут подбежали меньшие сёстры, Валя и Таня, и кричат ей:

- Любка, выходи за Ваську, а то и нас через тебя замуж никто не возьмёт! Пожалей нас! - и норовят тоже ухватом её ткнуть, но не достают. А Люба забилась в самый угол печи, чтоб ухватами не достали, и ревёт на всю Ивановскую.

На колодце у тётки Дуни, соседка спрашивает:

- Дуня, а что там у ваших за крик во дворе? - и, уверенно, - там, что то случилось.

Дуня и воду набирать не стала, - бегом в отчий дом.

Тётка подоспела вовремя: все домочадцы толпятся около печки с ухватами и каждый стремиться ткнуть в Любу, а сами злобно кричат:

- Иди замуж!

- А ну, не трогайте девку! Что вы, как звери накинулись? Ну, не хочет она за него выходить, так, что теперь – убивать? Подождите, насильно мил не будешь, давайте разберемся, - и, обращаясь к бабушке Поле и к брату, - меня тогда тоже замуж отдали против моей воли и что получилось? Через месяц забрали назад. Вы этого хотите? Сейчас молодёжь уже не та, как раньше. Девчонка хочет другой жизни, в Донбасс, ну и пусть едет, в городе жизнь всё равно лучше, да и молоденькая, еще успеет нажиться и замужем. Бабушка и мать Любы, недовольные, кричали в адрес Дуни:

 - Вот, своих-то, и посылай, хоть в Америку, а нашу - не трогай!

 - А ты что молчишь? - обратилась Дуня к брату, - ты ж мужик, твою кровинку доли лишают, а ты стоишь, сопишь в две дырки. Времена, братец, не те, уже шестидесятые. Пускай сами себе выбирают с кем им жить и где.

- Пусть сами разбираются, - кивнул он в сторону бабы Поли и жены, - а то ещё и виноват буду.

Тётка забрала Любу к себе ночевать.

- Пусть успокоятся, а то ещё убьют девку сдуру.

Хорошие новости быстро разлетаются, а плохие ещё быстрее. К вечеру почти вся деревня знала, что свадьбы не будет. Односельчане судили, рядили: кто прав, кто виноват. Кто-то жалел Любу, но большинство - Василия. И хату жениха эта новость не минула. Но ни тётка Фрося, ни сам Василий узнавать, что случилось, вечером не пришли.

- Много чести будет для неё, сама прибежит, проситься будет. Ах ты, негодница, опозорила сыночка моего, - ворчала тётка Фрося, мать Василия. А жених ходил, как в воду опущенный, не мог понять, как это с ним так обошлась какая-то «свиристелка». Такое с ним было в первый раз.

- Сама я виновата, - говорила мать, - какие девчата были красивые, образованные, не чета этой, так не нравились нам, сыночек. Но ничего, Васенька, «переблымаем», не мы первые, не мы последние, и на нашей улице будет праздник.

А сама походит, походит и говорит:

- Господи, позор то какой. Ой, батюшки!

Такого сценария они никак не ожидали. Но кровать, привезенную из города, Василий выгрузил в тот день у себя, и в тот же день поставил её в хату, и даже спал на ней. А на утро многие на селе судачили и удивлялись, как совсем юная, худенькая девушка, смогла отомстить за всех, не подошедших Василию, девчат. Каково было им, Василий ощутил только теперь на себе. А ещё на следующее утро, (на третий день) всё село просто гудело, как пчёлы в улье, узнав, что Любу засватал Макар, и свадьба всё-таки будет, через те же две недели - приданное-то готово. Вот только кровать Василий отдавать наотрез отказался.

 - Да и Бог с ней, Люба, все равно нам на ней не спать. Не повезём же мы её на Донбасс? Купим новую, - сказал Макар.

- А Любашу брат заберёт на Донбасс. Работа у него нелёгкая, шахтер он, вот и хочет, чтобы дома его ждала жена, которая накормит и напоит, а Любаша ему будет очень хорошей женой, я-то знаю, - рассказывала подружкам Зина.

Так у простой сельской девчонки осуществилась мечта – увидеть Донбасс и поставить на место «первого парня на селе». А за моральный ущерб, позор на всю округу, в качестве компенсации Василию осталась кровать.

 Это были одни из первых в шестидесятых годах ласточки, летящие на юг, как Макар, Любаша и другая сельская молодежь, которые, покидая деревни и сёла, уезжали добывать уголь, строить города, стараясь улучшить свое благосостояние, работая в шахтах, на целине, Сахалине, в Калининграде, и т.д.

 

 

Полянский Евгений Николаевич

с. Покровское

 

«Поэту рифма натощак

Важней, чем праздное меню»

Сажидин Саидгасанов

перевод с лезгинского Н.Дик

***

Как проснусь, на завтрак у меня,

Даже если и двенадцать дня,

Два яйца куриных, бутерброд

С маслицем на хлебе чёрном,

Овощи, что дал мне огород,

Чай-иван и жменьки две попкорна.

 

На обед, конечно, жирный борщ,

Что заправлен старым жёлтым салом,

Ну и, чтобы был поэт не тощ,

Ем котлет с картошечкой немало.

 

А на ужин, не взыщи, мой друг,

Чтобы ночью повстречаться с Музой,

Кофе крепкий пью, копчёной круг

С кашей ем, дружна что с кукурузой.

 

Только сытым трудится мой мозг,

Продуктивно без потуг, без розг,

Без того, что действует на нервы.

Выдаёт мне на десерт сонет

С рифмами, что слаще в мире нет,

И другие вкусные шедевры.

 

Но когда, порою, натощак,

Я желаю на Парнас взобраться,

То не получается никак

В этот миг мне  с Музой повстречаться.

 

Ей капризной срочно подавай,

Другаря, с которым выпить  можно

Кофе, иль нектар, иль крепкий чай,

Ну и к ним с десяток штук пирожных.

 

И  других разнообразных блюд,

Для беседы творческой ей надо.

Был соавтор чтоб не хил, не худ,

Чтоб в голодный обморок не падал.

 

Ну и если творческий, вдруг, зуд

Вновь тревожит мозг и в зад пинает,

То на кухне пара, тройка блюд

Вкусных на столе меня встречает,

И, конечно, - Муза прилетает.

 

 

Сафронова Ольга Игоревна,

г. Таганрог

 

Кто в коробке?

(детское)

 

Вот коробка, вот – дыра.

Может, чья-нибудь нора?

Желтый глаз внутри мелькает,

Чья-то лапа вылетает –

Ваню цапает за нос.

 

Кто в коробке? Вот вопрос!

Ваня смело отвечает:

- Это ЛУна, мы играем.

Когти спрятаны у кошки,

И не больно мне ни крошки.