НА ЗАВЕТНЫХ ТРОПИНКАХ

 

В сентябре 2023г. увидел свет новый сборник прозы литераторов ЛИТО «Степь» - рассказы-воспоминания о своем детстве.

 

Вместо предисловия

 

Я собрала эту книгу для своих друзей из литературного объединения «Степь». В неё вошли произведения малой прозы тех авторов, чья душа откликнулась на предложение написать небольшие рассказы-воспоминания о своем детстве. Кто-то облёк свои воспоминания в форму художественного произведения. Кто-то бесхитростно нарисовал картинки детства от первого лица (как было). Тем не менее, материал за год собран, на мой взгляд, интересный и достойный отдельной тематической книги.

Литературным объединением «Степь» в 2023 году достигнут прекрасный возраст - 10 лет со дня основания.

Для ребёнка 10 лет, это возраст начала взросления. В нашем общем советском прошлом в 10 лет принимали в пионерскую организацию, заканчивалось обучение в начальной школе.

ЛИТО «Степь» за эти 10 лет тоже прошло определённый путь творческого развития, и не намерено останавливаться на достигнутом.

Очень хотелось бы, чтобы эта книга открыла серию тематических сборников произведений литераторов ЛИТО «Степь» и нашла своего читателя в библиотеках Неклиновского района и не только.

Хорошего чтения всем, кого она заинтересует.

                                               Сафронова О.И.

 

 

Зорин Сергей Викторович,

г. Таганрог

 

Хиросима и Нагасаки моего детства.

 

Попал в интернат я не традиционным способом, (по причине лишения родительских прав или смерти родителей) а из-за огромного желания моей мамы дать мне музыкальное образование. До развода родителей мы проживали в г. Лысьва Пермской области. Там я учился в 5-м классе общеобразовательной школы и в первом классе музыкальной школы по классу баяна. Из Лысьвы мы перебрались на лесосплавной участок Новое Драчево, Осинского района, к бабушке (после затопления такого же лесосплавного участка, Кама-Жулановка, при строительстве Воткинской ГЭС).  Спустя какое-то время, мама решила возобновить мою учебу в музыкальной школе, но школа находилась в самой Осе, а это двадцать километров от нашего участка. Не знаю, каким образом, но мама договорилась о принятии меня в интернат и зачислении в музыкальную школу. Так я и попал на общих основаниях в ряды этих, в общем-то, детдомовцев. Но у меня была большая привилегия над всеми остальными. Меня в любой момент могли забрать из интерната домой, и я на выходные дни не всегда, но часто, мог ездить навещать семью. Это был мой шестой класс. А Воткинское водохранилище давно вошло в свои права, затопив всё ему принадлежавшее, и плескалось своими водами у подножья Осы.

Общими основаниями интерната, я называю коллективное передвижение строем на занятия, в столовую, в баню. Обязательной была также стрижка наголо вновь прибывших, и облачение всех в одинаковую одежду, от нижнего белья до пальтишек. Хочу отметить, что казенная одежда была добротная, новая, а не обноски. Государство на детские дома денег не жалело. Словом, всё как в армии. Сейчас, в свои годы, я замечаю, что ещё в том детском возрасте меня уже как бы подготавливали к службе в армии.

И вот, в один из сентябрьских дней, нас, воспитанников, организованно вывели всех из учебного помещения интерната в сквер, находившийся неподалеку. Особо ничего не объясняли, но все ждали землетрясения, хотя сейчас я знаю, что сейсмологические толчки по расписанию не происходят, да и Осинский район не сейсмоопасный.

Толчок был настолько сильным и неожиданным, как мне показалось, что у меня подкосились ноги. А внимание привлёк какой-то грохот за спиной. Оглянувшись, мы увидели, как на крыше соседнего дома на наших глазах развалилась кирпичная печная труба и осколками осыпалась на землю.

Второй толчок случился где-то спустя неделю. Не знаю откуда, но тогда мы уже знали, что это будет подземный взрыв. И под впечатлением от первого взрыва, мы, пацаны, решили наблюдать толчки на берегу водохранилища реки Камы. Не вспомню, чья была идея посмотреть, как себя поведет речная гладь во время толчка. Землетрясение и в этот раз было сильным, но нас разочаровало то, что никакого волнения не реке не произошло.

Вот такой Хиросимы и Нагасаки я стал свидетелем под городом Осой в 1969 году. По иронии судьбы, второй взрыв состоялся в день моего рождения, 9 сентября. И служба моя, впоследствии, проходила в Казахстане под Семипалатинском, в районе испытания Советским Союзом ядерного оружия.

Теперь уже не секрет, что Объекту в Осе было присвоено название «Грифон». Решение об использовании ядерной энергии «в мирных целях» было принято за два года до взрывов, то есть в 1967 году, ЦК КПСС и Советом Министров СССР. Технологию взрывов разрабатывал Московский институт нефтехимической и газовой промышленности им. И.М. Губкина. Практическое проектирование проходило в стенах московского института ВНИПИ–промтехнология. Первый взрыв 2 сентября 1969 года прошел в строгой секретности. К началу второго взрыва 9 сентября 1969 года было принято решение подготовиться. На объекте «Грифон» в 1969 году было произведено два ядерных взрыва по 7,6 килотонны в 10 км южнее города Оса, на Осинском нефтяном месторождении в целях интенсификации добычи нефти.

 

 

Кондрашова Ирина Петровна

с. Николаевка

 

Эхо войны

 

Ничто в этот летний предполуденный час не предвещало беды. Солнце, как и полагается светилу, щедро делилось теплом. Ещё немного времени, и можно бежать на речку. А пока местная детвора толпилась у дома Москалей. Недавно к ним на лето приехали внучки: четырнадцатилетняя Таня и трехлетняя Иришка. Симпатичная открытая Таня притягивала пацанов как магнитом, а Иришка была, так сказать, в нагрузку -  пока бабушка была на работе, малышка находилась под присмотром сестры. Показавшихся у калитки девчонок сразу ввели в курс дела: «Пойдём в гору, там, на дне балки колодец, очень вкусная вода. Вы с нами?» Ну, кто же устоит от такого предложения? На холм взбирались шумно, поднимая облака пыли и пугая стрекочущих в траве кузнечиков.

Возле оврага сбавили прыть, пришлось уступить дорогу хуторскому стаду. Коров не боялись, а вот быка Мишку остерегались даже опытные пастухи. Спуск к заветному колодцу был не из лёгких. Не для мальчишек, конечно, а для трёхлетней Иришки. Пришлось подросткам малышку по очереди нести на закорках.

Изрядно уставшая детвора добралась до заветной цели. Как же вкусна была студёная водица! Напившись до ломоты в зубах и умыв лица, ребята присели отдохнуть. Таня, старшая сестра Иришки, с интересом смотрела на подобие колодца, выложенного руками  пастухов. Эта запруда разрушалась во время вешнего половодья и обильных дождей, но с завидным постоянством восстанавливалась жителями хутора. Родник, переполняя каменную преграду, растекался по дну оврага, образуя оазис с ярко-зелёной травой, и был пристанищем лягушек, стрекоз и похожих на цветы льна голубокрылых мотыльков. Мальчишки, довольные, что вызвали у девчонок столько восторга, предложили новую идею: Впечатлять так впечатлять! 

«А давайте обратно пойдём через карьер?!»

Сказано – сделано. Сделав небольшой крюк, ватага приблизилась к участку, где местный кирпичный завод добывал глину, сырьё для своего производства. В том далёком 1968 году ох, как нужны были стройматериалы. «Глыныще» - называли хуторяне карьер.

Солнце подошло к зениту и работники карьера ушли на обеденный перерыв, оставив экскаватор и инструменты тоже отдохнуть.

Редкий мальчишка не воспользовался бы случаем рассмотреть вблизи глинодобывающую технику. Именно любознательные мальчишки и увидели в толще глиняного отвала зияющий бок снаряда, пролежавшего в земле более 20 лет, с времён боёв, когда хутор был линией Миус-фронта.

Как могло такое случиться, что ковш экскаватора, оголив взрывоопасную находку, не задел боевых частей? Тракторист, уехавший на часок домой, не подозревал, как он был близок к смерти.

«Не судьба, или Бог сохраныв», - говорили после  хуторяне в адрес рабочих карьера.

Мальчишки конечно помнили рассказы взрослых о снарядах, несущих смерть, но любопытство взяло верх. Освободив из глиняного плена находку, ребята потащили её с собой.

Чтобы ускорить шаг, было несколько причин: во-первых, на перерыв придёт мама, она не только накормит, но и проверит, как её чадо справилось со своими обязанностями, а во-вторых хотели поскорее «бомбануть» свою находку - разжечь костёр и бросить снаряд в огонь.

Мальчишеская соображалка не смогла до конца оценить всю степень опасности этой затеи. Всё казалось просто: будет много шума, а значит весело и много разговоров: «Герои…»

Бомбу спрятали в зарослях терновника у пологого участка балки. И разбежались по домам, сговорившись собраться через часик, ну или кого как мамка отпустит, но обязательно всем составом.

Ушли домой и девчонки. Таня надеялась, что с работы уже вернулась бабушка, и её обязанности няньки на этом закончатся, но дом был закрыт, двор пуст, а малышку надо было накормить и уложить спать. Искренне веря, что пацаны выполнят условия договора: «Соберёмся все – тогда рванём!», - Таня принялась обихаживать сестру. Утомлённая долгим путешествием Иришка капризничала, плохо ела, а самое главное – не хотела засыпать. И лишь час спустя, убедившись, что сестрёнка спит, Таня стала пробираться к выходу, сетуя, что капризы «малой» станут задержкой общего сбора.

И тут, как гром среди ясного неба, раздался  взрыв!

Задрожали оконные стёкла, залаяли собаки. Люди выбегали на улицу и передавали друг другу страшную новость: «Диты пидорвалысь!»

Таня замерла у калитки, с ужасом смотрела на уличную суету. С грохотом, спешно уезжали одна за другой запряженые лошадьми брички. Площадку возле бригадной конторы заполнили плачущие в голос женщины. И первая мысль Танюшки: «Ах, не дождались, пацаны, пацаны!» - уже не казалась правильной. Девочка поняла – случилась беда.

 

О том, что случилось беда, бабушка Мотя, бессменный повар на полевом стане, почувствовала сердцем. Всегда аккуратная и привыкшая доводить своё дело до конца, на этот раз нарушила все свои правила. Грохот рвущихся снарядов она бы не спутала ни с какими другими звуками. Два года жила в оккупированной деревне. Главное, механизаторы поели и уже успели разойтись по своим рабочим местам, а посуда подождёт до утра.

Матрена побежала домой. Тревога за детей гнала уже довольно пожилую женщину всё быстрее и быстрее. Тапки предательски падали с ног, и, бросив их в густой стерне, она не чувствовала боли от сухой травы и остатков скошенных колосьев. Жару поддал скакавший на лошади объездчик Семён: «Максымовна, там дитэй побыло, вашых тоже з нымы бачылы. На балки, биля тэрна».

Замирая от страха, Матрёна бежала... домой. Не на балку. Почему? Казалось бы, после таких вестей логично было бы оказаться там, где произошёл взрыв. Но ноги сами принесли ко двору. Увидев оцепеневшую у калитки Таню, Матрёна, чувствуя, как тает в груди ледяной ком, на подкашивающихся ногах еле прошла эти несколько шагов и молча прижала внучку к груди.

«Сэрцэ прывыло», - говорила бабушка Матрена, неоднократно пересказывая эту трагедию, -«Оцэ Ирынка своими капрызамы вдэржала Таню вдома. Ны прыйшло горэ у наш двир!»

Мальчишеская глупость привела к трагедии: смерть унесла жизни двух подростков, третий – Ленька Бондарь остался жить инвалидом. А вот девчонок видимо, сам Господь Бог уберёг: удержал дома, чтобы они остались живы, рожали сыновей, заботились о внуках.

Много лет с тех пор прошло, но хуторяне всегда с сочувствием и состраданием смотрели на пастуха Лёху, у которого пустой рукав пиджака всегда был заправлен в карман за ненадобностью, как горькое напоминание: «Эхо войны!»

 

 

Маркер Галина Михайловна

х. Гаевка

 

Коробка карандашей

 

Бабушка, выйдя из комнаты, забрала с собой все звуки.

Мы с дедушкой сидели напротив друг друга за квадратным столом, стоящим у окна. О нашем обеде напоминали блюдце с вишнёвым вареньем и стакан чая передо мной, а ещё резная тарелка-хлебница и солонка, накрытые белым вафельным полотенцем. Сегодня, кроме меня, ждали ещё одну гостью: мою двоюродную сестру из Волгограда, поэтому хлеб остался на столе.

Дедушка смотрел в окно, а я вылавливала из красно-коричневого густого сиропа сморщенные вишни. Их мякоть давно вытолкнула из себя сок, засахарилась и тонким подсохшим слоем окружала маленькие косточки. Рядом с блюдцем лежал квадратик отрезанной газеты, на котором сейчас они выстраивались ровным бордовым треугольником.

– А ты Таню помнишь? – нарушил тишину глухой бас.

Я быстро кивнула, не отводя взгляда от глаз дедушки. Дневной яркий свет из окна высветлил одну половину его лица, и сейчас глаза казались разными: один голубой, а другой серый.

Дедушка кивнул, перевёл взгляд в окно и снова застыл без движения.

После его вопроса я попыталась вспомнить Таню.

Вспомнилось покрывало, спрятавшее сгорбленную хнычущую фигуру над табуретом в маленькой прихожей одной из квартир длинного высокого дома.

В тот день я первый раз в жизни была в таком доме и долго-долго поднималась по лестнице, пока бабушка не остановилась перед одной из дверей. Не успели мы как следует осмотреться – двери открылись, бабушка потянула меня за руку, и мы оказались в прихожей. Здесь, посередине маленькой комнаты, я и увидела странный хнычущий холм.

Что говорили тётя Аня и бабушка, я не слушала, пытаясь понять, почему в таком большом доме такая маленькая комната и что в ней спрятали под накидкой?

– У меня вся голова мокрая и шея, – растягивая слова, произнёс девчачий голос из-под покрывала, и женщина с красным лицом, которую бабушка назвала Аней, грозно произнесла.

– А у меня и спина! Ниже наклоняйся! – рука женщины легла на округлость в середине холма, придавливая её.

– Аааа! Дышать горячооо! – сразу же заголосило покрывало.

Не снимая руку, тётя Аня сказала бабушке:

– Над картошкой паримся. Простудились. Ну, вы проходите.

Мы прошли в комнату с двумя окнами. И моё недоумение выросло ещё больше: комната тоже маленькая, и выйти из неё в те, другие, которые есть в этом доме, – нельзя.

– Ба, а как туда ходить? – я подошла к стене и похлопала по ней ладонью.

– Куда туда? За стенку? Никак. Там чужие люди живут. Там их квартира.

– А как они туда зашли?

– Как мы сюда, только по другой лестнице.

Мне тогда было пять лет. Мы с дедушкой и бабушкой жили в отдельном доме, и, что есть многоквартирные дома, я узнала впервые. 

Бордовый треугольник из вишнёвых косточек стал больше на два ряда, деда всё так же смотрел в окно, изредка моргая, а бабушка не возвращалась. Я допила чай и поднялась со стула.

– Ты куда? – сразу же спросил дедушка.

– Пойду посмотрю… – махнула я рукой в сторону выхода.

– Посиди. Сейчас баба вернётся, – он глянул на закрытые двери и, слегка повернув туловище, взялся рукой за костыль.

Не успела я решить, садиться мне снова за стол или нет, за дверью послышались голоса, и она открылась, впуская русоволосую, круглолицую девочку старше меня, тётю Лиду и бабушку.

Я смотрела на девочку и вспоминала, как сидела в квартире на кухне за столом и счищала с внутренней поверхности высокой стеклянной банки налипшую малиновую корочку. Варенье меня не интересовало, во рту оно сразу становилось очень сладким киселём, который приходилось проглатывать, а после запивать очень невкусной водой из крана. Подсохший слой на стекле был похож на карамельку. Пока я рассасывала маленький кусочек, получалось соскрести следующий. Занятие было очень нелёгкое! Варенье так крепко вцепилось в стекло, что казалось, ничего не получится, но вот истончённая плёнка внезапно прорвалась и ложка цокнула о стекло. Я положила ложку и поддела корочку ногтем. Она поддалась, обещая большущий кусок сладости.

– Это мой джем! – громко сказала девочка с двумя косичками, выхватывая банку из моей руки.

Возможность насладиться засохшей корочкой пропала, и стало невыносимо обидно. Так невыносимо, что аж в носу засвербело и стало плохо видно из-за слёз в глазах.

Девочка наклонила банку и, набирая варенье ложкой, облила им край корочки, наверняка лишив меня возможности снять желанную «карамельку».

Я вспомнила растерянную тётю Аню, которая достала из шкафа ещё одну баночку джема, испуганные огромные глаза Тани, не понимающей, почему я отказываюсь от обеих банок сразу, и бабушкино объяснение:

– Устала, вот и капризничает.

Сейчас Таня стояла передо мной. Она была совсем взрослой - лет четырнадцать, или даже пятнадцать! Светло-русые волосы потемнели, а серые глаза за стёклами очков стали ещё больше.

– Ну, проходи, – подтолкнула бабушка гостью ближе к столу. – Ты деда, наверно, совсем не помнишь? – и обратилась ко мне:

– Иди в зал, Таня с тётей Лидой обедать будут.

Бабушка позвала меня не скоро:

– Иди прощайся с дедом, и отправляйтесь с Таней домой. Мы ей карандаши подарили, чтобы хоть немного порадовать, не трогай их. У неё мама умерла.

Мы вышли во двор. Деда, опираясь на костыли, стоял возле забора рядом с Таней, прижимающей к себе двумя руками длинную, тонкую коробку. Я видела такие карандаши в магазине – тридцать шесть необыкновенных цветов! Мама сказала, что они стоят очень дорого.

По пути домой, стараясь развлечь гостью, я рассказывала про старую школу, про то, что напротив нашего дома достраивают новую, четырёхэтажную и, что в пятый класс я буду ходить туда. Жаловалась, что к бабушке ходить каждый день не получится, потому что не по пути.

Таня была немногословной. Только однажды, когда заговорили о карандашах, она произнесла фразу, которая заставила замолчать:

– Ты счастливая – у тебя есть мама.

Остаток дороги я мысленно доказывала ей, почему в этом нет никакого счастья и что я хоть сейчас согласна получить такую коробку карандашей и остаться жить у бабушки…

 

– Галочка, посмотри какое необыкновенно голубое небо! Удивительно чистый цвет!..

– Ты посмотри, сколько разного зелёного цвета на одной поляне! Не пересчитать!..

– Иди смотреть на закат. Сейчас на небе столько красок! Солнце подсветило облака – и это просто неописуемо!

– Галочка, а помнишь, какие красивые были сопки на севере? А горы в Домбае?..

 

Я смотрела через стекло закрытого гроба на маму и просила прощения за ту глупую девочку, желавшую больше всего на свете получить коробку карандашей.

 

– Спасибо, родная… Спасибо за то, что больше полувека я была счастливой… Спасибо, что ты научила меня видеть разноцветный мир. Мир, который нельзя было нарисовать теми карандашами. Слишком они тусклые…

 

 

Морозова Альбина Георгиевна

с. Троицкое

 

Жареная картошка

 

Небольшой старенький домик, под соломенной крышей, смотрел на улицу тремя маленькими окошками. С двух сторон его окаймляло неширокое крылечко со столбиками, выложенное из камня, как продолжение фундамента. Оно имело для входа в жилище ступени и общую с домом крышу. Наши предки говорили, что изба без крыльца - как птица, без крыла. Оно защищало от ветра, дождя, палящего солнца. Представляло зону перехода с улицы внутрь жилища.

Во дворе была сложена печь. На ней готовили еду в тёплое время года, чтобы не создавать лишний жар в доме. Иногда готовили на керогазе или примусе, но они работали на керосине. А еда, приготовленная на печи, была вкуснее.

Утро. Луч солнца проник в дом через прикрытые ставни окон, осветил свежевыкрашенную кроватку-люльку, скользнул по подушке, защекотал носик сладко и безмятежно спящей Ляльки. Лялька - так все звали двухлетнюю Аллочку, была третьим ребёнком в семье, после двух мальчишек - Бори и Юры.

Почесав носик, она отодвинулась в сторону. Но окончательно проснулась, потому что со двора, в раскрытые двери, ворвался и витал в комнате ароматный, дразнящий запах жареной картошки. Лялька осмотрела комнату: в ней никого не было. Она услышала доносящиеся со двора голоса братьев.

-Юра, дай теперь я попробую!

- Она горячая!

- Ну, ты же ешь!

- Я дую!

- И я буду дуть!

- Ладно. Только недолго.

Лялька вылезла из кроватки и прошлёпала на крылечко. Ей с порога ударил в носик соблазнительный запах, будоража аппетит. Она увидела над печкой дымок, а весь двор заволок вкусный аромат. На печке стояла большая сковорода. Мама ложкой переворачивала в ней картошку, а братья другой ложкой поочерёдно вытаскивали нарезанные дольками кусочки с румяной корочкой.

Лялька повернулась к двери лицом, стала на коленки и осторожно, но довольно быстро, приставным шагом сползла со ступеней. Подойдя сзади к братьям, локотками чуть раздвинула их в стороны, пробралась поближе к маме и сковороде и твёрдо сказала:

-Дайте мне ложку, я поплобую калтошку.

Все засмеялись, а Лялька с наслаждением ела румяные кусочки ароматной картошки, которые давала ей мама.

 

 

Конюхова Галина Ивановна

с. Покровское

 

Прибыль

 

- Да выйдет она на улицу или нет? Может, постучим и позовем её? - проговорила Зоя, сбежав с крылечка, заглядывая во двор.

- Ты что, не надо, мы ж Свету разбудим, тетя Валя ругаться будет, и прогонит нас от двора, подождём ещё.

Шестилетние неразлучные подружки Зоя и Галя, устав от ожидания, не находили себе места. Босые, в лёгких ситцевых выцветших платьишках, они тихонько (как им казалось) играли в куклы на Матвеевом крыльце. Крыльцо выходило на улицу, это был парадный вход в дом, который сделал сам дед Матвей. Девочки поджидали Лену, старшую дочку тети Вали. Она была года на полтора меньше их, и гулять к ней девчата стали ходить, лишь тогда, когда в доме появилась малышка.

Галя и Зоя считали себя большими – на будущий год идти в школу. Из детского сада они всё равно убегали домой. В семье были старшие братья, девочки оставались с ними, пока родители были на работе. Пока братья занимались домашними делами (родители давали им задание на день), подружки были предоставлены сами себе, пропадая на улице.

- Ленке хорошо, сказала Зоя, заглядывая во двор через трещину деревянных ворот, ей родители купили живую куклу, маленькую Свету, такую хорошенькую! Нянчи, сколько хочешь.

Их как магнитом тянуло к дому Матвеевых, чтобы посмотреть на малышку, а может, тетя Валя даст еще и понянчить, как было вчера.

На чужом крылечке шуметь было нельзя, потому что, пока маленькая Света спит, мама старается, что-то сделать в огороде, а Лена сидит в доме ждёт, когда проснется малышка. Подружки еле сдерживали себя, им уже надоело сидеть, хотелось резвиться, побежать к другим девчатам. Но надежда увидеть малышку, подержать ее на руках брала верх, и они не уходили. Через некоторое время стукнула входная дверь, и послышался голос:

- Мама, мама, Света проснулась!

Это кричала маме в огород Лена.

- Ура, ура, ура! - закричали в один голос девчата. Наконец-то дождались, теперь можно громко смеяться, звать на улицу Лену - малышка проснулась!

- Лена-а-а, выходи на улицу-у-у!

- Хорошо, сейчас мама придёт, и я выйду.

Мама Лены, красивая, молодая женщина, с карими глазами и толстой косой, уложенной на голове веночком, пришла во двор. Услышав детские голоса за калиткой, выглянула на на улицу, спросила:

- Что, девчата, около нас крутитесь? Понянчить хочется?

- Ага. Подержать дадите, тётя Валя?

- Хорошо. Сейчас только покормлю её и вынесу во двор, а вы дома родителей попросите, пусть и вам такую купят.

- Просили уже, да денег у них нет, - с грустью сказали девчата.

Только мама Светы зашла в дом, тут же выбежала на улицу Лена, с аккуратно заплетенными косичками, в сарафанчике горошком, а в руках - фантики от конфет. Их было много-много, разных и все красивые. За игрой с фантиками время промчалось очень быстро. Как только тетя Валя вынесла Свету во двор, сразу позвала девочек:

- Ну, идите, берите, кто первая.

– Дайте мне первой, тётя Валя, - попросила Зоя.

- Ну, давай, держи, только осторожно, не упусти.

Зоя, довольная, недолго подержала Свету - без привычки сильно устали руки. Потом тётя Валя Свету переложила в руки Гали, и всё под своим присмотром.

– Ну, хватит, девочки, она еще очень маленькая, к рукам приучать не надо. Вот немножко подрастет, станет головку держать, научится сидеть, и спать будет меньше, тогда будете нянчить, сколько хотите.

Тётя Валя бережно уложила малышку в плетёную корзину-кошулю, сделанную руками деда Матвея.

- Смотрите, девочки, на ручки больше не берите. Не дай Бог, уроните! Ей всего два месяца. А ты, Леночка, смотри за сестричкой, пока я в доме буду обед готовить.

– Мама, а когда мне можно будет с девочками поиграть, я тоже гулять хочу, - спросила Лена.

– Подожди, Леночка, немного. Кушать приготовлю, тогда тебя отпущу, а за малышкой дедушка Матвей присмотрит.

Света то ёжилась, то кряхтела, выплёвывая соску-пустышку. Девочки поочерёдно давали ей соску снова, качая корзину. Когда малышка заснула, «няньки» сразу же убежали гулять, только Лена осталась присматривать за сестрой.

После живой куклы, в свои самодельные тряпичные играть не хотелось. Галя отнесла их домой. Захватив со стола два испеченных на соде пряника-хрунтика, она вернулась, и подружки побежали на прогон, разделяющий улицу на две половины. Прогон был широкий и длинный, посередине проходила дорога, ведущая к речке, по ней с пастбища гоняли скотину домой. По одну сторону дороги было футбольное поле. Здесь старшие ребята гуляли в футбол, волейбол. А по другую сторону была большая куча песка. В песочке гуляли девчата постарше Гали и Зои на год, два.

– А мы Свету нянчили у Матвеевых, - похвалилась Галя соседским девочкам, Тане и Люде.

- Ну и что, - сказала Люда, - А я, знаю, где берут детей!

- Где?! - в один голос крикнули девочки.

- Их в капусте находят.

- Неправда, - вмешалась в разговор Зоя, - тётя Валя в магазине купила.

- Ага, в магазине! Что-то мы их в магазине ни разу не видели. Вон, наша тётя Таня из Дубравы, аж двух нашла! Где бы она взяла денег на двоих? Просто надо очень рано встать, бежать на огород и хорошо просматривать каждый кустик капусты, - сказала Люда.

Галя с Зоей стояли, раскрыв рот и слушали.

А может, и правда в капусте находят! Если это так, тут нет ничего сложного, кроме, как только рано вставать и проверять капусту. Самое главное: как рано встать? А капусты не так уж и много, гораздо хуже было бы смотреть в картошке, её вон целый огород посажен.

– А давай, будем друг друга будить: кто первый проснётся - тот и разбудит. А смотреть будем каждый свою капусту: а вдруг найдём! - проговорила Галя.

- представляешь, как мамка обрадуется прибыли в дом. Я помню, как зимой отелилась корова. Мамка рада была. Прибыль – это всегда хорошо!

Зоя одобрительно покивала головой.

На том и порешили: каждое утро друг друга будить и проверять капусту. Только бы не проспать!

 

 

Романенко Валентина Фёдоровна

с. Покровское

 

В гости на край света

(воспоминания)

 

Послевоенное время. Холодно, голодно, я ещё маленькая - мне всего семь лет. И вот, помню, мама мне говорит: «Завтра пойдём до тёти Маруси в Озерки». А я ещё со станицы никуда не ходила и в моих понятиях это значит: идти куда то на край света.

Машин ещё не было, и мы пошли пешком. Рано утром поднялись на гору - и по полю напрямую, срезая большой клин пути. Идти надо было по сухому травостою, а это было тогда небезопасно – водилось много волков. Но, слава Богу, никого мы не встретили, прошли травостой и вышли на шлях-дороженьку. Для меня, ещё маленькой девочки, пройти 12 километров было тяжело, но я не ныла. Ведь я же шла в гости! А в гостях я тоже ни разу не была и свою тётю Марусю никогда не видела.

Нас встретили радушно. Я познакомилась с двоюродными сестрой  и братом: Варей и Шуркой. Помню, они что то выспрашивают, а я засыпаю, и в руках у меня - кружка козьего молока. А коз в войну сохранили чудом: прятали от немцев в подвале.

Проснулась я, а мамы нет, она уже ушла, а меня тётя Маруся оставила подкормиться. Вечером тётушка пошла доить коз, и я с нею увязалась: «Тоже хочу доить».

Пришли в сарай. Тётя Маруся говорит: «Выбирай любую». И я выбрала. Самую красивую: чубатую, с большими рогами. Тётушка улыбнулась, дала мне баночку и кусочек хлеба, чтобы я дала козе. «Ну, - говорит, - иди, дои».

Я села под козу, ищу дойки, а их нет, одно вымя, а доечки где-то вверху, маленькие, я дёргаю за них, а молока нет. Коза моя стоит, от удовольствия глаза прикрыла. В общем, дёргала я, дёргала, тётушка уже подоила всех коз, а у меня пустая баночка. Я в слёзы. Тётя Маруся меня успокаивает: «Не плачь, ты не виновата. Видно, она уже отдоилась. На вот, тебе в баночку молока».

Зашли в хату. Тётушка с порога - мужу:

- Сёма, а Валя тоже доила козу.

- Какую?

- Да вон ту, что в углу стоит, Мишку.

Дядя Сёма как зашивал мой ботинок – так и уронил его. Закатился заливистым смехом, не может остановиться, глянет на меня, и опять в смех. А я, как услышала имя Мишка, всё поняла. Получается, доила я… козла.

Два дня я проплакала, не садилась есть. Собралась домой. И, когда старшие отвлеклись, вышла на дорогу и пошла. Тётушка догнала меня, когда я прошла уже километра два. Сколько она меня ни уговаривала, сколько ни просила прощения, но я - ни в какую. Не могла простить предательства.

Вот так закончился мой поход «в гости на край света».

 

 

Дубина Лидия Григорьевна

с. Покровское

 

На перекрёстках судьбы

 

Вечер. Люблю смотреть по телевизору Донские вечерние новости. Идёт передача об уборке риса. Мне не приходилось видеть, как выращивается рис. Я заинтересовалась сюжетом. Говорят о хорошем урожае в Пролетарском районе, уборка зерна ещё продолжается.

«А как же в Зимовниках? – подумала я, - Может, не услышала?» и в эту минуту память вернула меня в прошлое, ожили события давних лет.

В те годы закончилось строительство Донского Магистрального канала, от которого начинался отводной канал для орошения Сальской степи. В Зимовниковском и Пролетарском районах организовали совхозы по выращиванию риса. В п. Южном находилось Управление эксплуатации каналов и Строительное управление.

Летом 1964 года во время школьных каникул я решила подзаработать. Было мне уже 16 лет. Обратилась к руководству СМУ. Мне предолжили быть помощницей у геодезиста – Гришина. В одном из кабинетов я отыскала мастера Гришина, где он, сидя за столом, внимательно изучал листы с чертежами.

Обратившись к нему, объяснила свой приход. Мужчина внимательно на меня посмотрел. Серьёзный и жестковатый взгляд меня смутил.  Вздохнув, он сказал:

- Хорошо. Твоим рабочим инструментом будет мерная геодезическая рейка. Будем в поле размечать чеки для выращивания риса. Не побоишься?

- Попробую, - несмело ответила я.

- Так значит, завтра в 7 часов сбор рабочих у конторы СМУ.

Я знала, что там по утрам стоят автомашины. Утром, как было сказано, я явилась туда, нашла своего мастера, он подвёл меня к грузовой машине, в которой на лавках уже сидели рабочие.

Они мне помогли забраться в кузов, усадили между плотно сидящими мужчинами. Потом подсели ещё четыре женщины (повара). Мастер Гришин с водителем уже находились в кабине. После звукового сигнала мы поехали. Пыльными были степные дороги с чахлой лебедой по обочинам. Ехали мы часа полтора. Вдалеке показался посёлок Зимовники, но, не доезжая к нему, свернули, уступив дорогу ехавшим машинам в Пролетарку. А мы остановились у полевого стана. Под навесом были установлены длинные столы из досок, накрытых клеёнкой, вдоль них – лавки. Это столовая, подумала я. Рядом кирпичная печь. Под навесом в шкафах – поварское хозяйство, большая цистерна с водой, два вагончика. А автохозяйство: трактора, бульдозеры, скреперы – рядом. Приехавшие специалисты разошлись каждый к своей технике. И степь наполнилась привычными звуками работающих двигателей. Я ко всему присматривалась, всё было для меня непривычно. Мой мастер принёс геодезическую рейку, объяснил, для чего она нужна и как с нею работать, что я должна делать, выполняя его команду. Рейка была 2.5 метра, ходить, неся её на весу, было неудобно, да и вес она тоже имела.

Без привычки было трудновато. Гришин установил на треногу рабочий прибор, а мне указал, что делать. Так началась моя работа. Присмотрелась, подучилась, привыкла. По некоторым площадям со скошенной травой было легче ходить, но иной раз жуткие суховеи сбивали с ног, а то и чёрные бури налетали. Да по высокой траве особенно не разгонишься. А бывало, из кустов выскочит, как ошалелый, заяц - так и обомлеешь. Серого уже и след простыл, а у тебя сердце колотится. А то набредёшь на гнездо куропаток, и фазаны быстренько скрывались в траве. Жаворонки в небе поют, а солнце палит – середина лета. Мы с Гришиным заканчивали своё хождение после двух часов. Обедали, когда уже все механизаторы, отобедав, уходили. Повара старались разнообразить меню, но компот из фруктов и квас – обязательно. Мой начальник уходил в вагончик, разбирался с замерами и наносил на карту, а я уходила к поварам, по возможности им помогала. Женщины были старше меня. Из их разговоров я узнала, что многие мужчины были ранее осуждены, работали на стройках Волгодона. Отбыв свой срок, остались в п. Южном, создали семьи. И наш геодезист из репрессированных. Так вот почему он был излишне молчалив, с грустными, серьёзными глазами.

А однажды наш полевой стан посетила корейская делегация. Они приехали на двух «Волгах» с нашим партийным руководством. Небольшого роста, черноволосые, в белых рубашках и чёрных костюмах. Корейцы с интересом слушали переводчика, осматривая поля с уже нарезанными чеками, делились своим опытом.

Потом наши повара накормили их фирменным борщом, котлетами с гречкой, варениками с вишней, компотом. Они были удивлены нашим гостеприимством, возможно из вежливости нахваливали еду. Поблагодарили поваров, пожали им руки, и мне в том числе. Усевшись по машинам, забрав с собой мастера Гришина, делегация гостей уехала. Поработав до середины августа, получив 40 рублей, я отдохнула перед школьными занятиями. 10 класс – это уже серьёзно.

К сожалению, очевидцев тех событий давно нет. Случайно увиденная телепередача напомнила мне, как я только взбиралась на вершину своего жизненного пути в Зимовниковской степи.

Иногда в жизни человека происходит что-то неожиданное помимо его желания. В марте 2021 года наш районный Дом культуры предложил мне стать участницей межрайонной арт-встречи художественного творчества людей с ограниченными возможностями здоровья «Искорка надежды», организованный в п. Зимовники. Конечно, я была рада этому предложению. Тогда текст моего стихотворения о сыне, прошедшем дорогами войны в Чечне, переслали, и его в Зимовниках прочли. А мне прислали диплом победителя в номинации «художественное авторское чтение» Вот так, через 57 лет, вершина жизни давно пройдена, я не предполагала, а слушатели не знали, что были прочитаны стихи землячкой, шестнадцатилетней девочкой осваивавшей в 1964 году степь Зимовниковского района.

Вот так повернулась ко мне судьба, сделав такой неожиданный, душевный подарок.