Чекис Татьяна Александровна

с. Николаевка

 

Судьба дарует жизнь во благо,

или судьбу рождает жизнь?

Источник страха и отваги

в каких реалиях сплелись?

И в чем же смысл её и ценность?

Ведь если здраво рассудить,

в ней изначально скрыта бренность,

что нам назначено влачить.

И часто думая над этим,

такой мне видится ответ,

все очень просто в мире этом,

и скрытых смыслов в жизни нет.

Летят столетия над миром,

струной натянутой звеня,

и в прошлом том необозримом

на свете не было меня.

Я не вдыхала запах снега,

и в струях летнего дождя

меня не обнимала нега

и восторгая, и маня.

Я не любила, не страдала,

не расшибалась в пух и прах,

детей своих не обнимала,

любовь читая в их глазах.

И этот шанс из миллионов,

что выпал мне явиться в мир,

ценю с восторгом и поклоном для тех,

кто это сотворил!

Ценю за то, что на рассвете,

встречая первый всплеск зари,

я вижу все в одном ответе,

что этот шанс мне подарил!

И мне теперь всей жизни мало,

чтоб осознать и оценить,

что вот оно, всему начало,

простое чудо - просто жить!

 

 

***

В сердце горечь обид, эхо давних печалей,

мы старались забыть их – и не забывали.

Стали годы и дни наши много короче,

время мчится, как поезд, на стрелках грохочет.

Пробегают за окнами рощи и пади,

мы спешим по делам, за окошко не глядя.

Только будет разъезд, я сойду, и останусь,

сброшу с плеч и с души суету и усталость...

Я пойду по тропинке, проложенной лосем,

будет лето, а может быть, ранняя осень.

Пусть бежит по пятам конопатое детство,

я нисколько не против такого соседства.

Искупаюсь с ним в речке, сыграю в пятнашки,

приколю к волосам васильки и ромашки,

а потом на разъезд поспешу одинокий,

догонять этот поезд, ещё недалекий.

 

 

Романенко Валентина Федоровна

с. Покровское

 

Люба-Любовь

 

Сенокосная пора, Любаша и Петро поднялись чуть свет: надо идти косить траву, пока роса не упала. На востоке заря только просыпалась. Пётр идёт впереди с косой, Люба сзади с граблями и узелком с харчами. Туман поднимается над речушкой, лягушки завели свои хороводные песни, кругом такая красота… а воздух насыщен травами: дышишь, не надышишься.

Люба шла и вспоминала, как вот здесь, над речкой, Петя признался ей в любви. Интересно, помнит ли он этот вечер? Она, как бы нечаянно, споткнулась и толкнула его. Он обернулся:

- Ты что спотыкаешься? Смотри под ноги!

- Дак не видно же, ещё темно, - и через несколько шагов вновь повторила.

Пётр остановился, привлёк её к себе:

- Да помню я, помню, как ты тогда так споткнулась, что я не удержался, и мы оба попадали. Тогда я и признался, что жить без тебя не могу, и ночь была наша… Я готов всё это опять повторить сейчас, - и начал целовать, но Люба, смеясь, отбивалась:

- Нет, нет, надо идти на работу, надо спешить! Но я рада, что ты не забыл и помнишь.

На сенокос они пришли первыми. Ещё никого не было.

- Бригадир и должен приходить первым! – улыбаясь, сказала Люба.

Пётр пробурчал:

- Чи не бригадир… Вон, никто не слушается. Вчера сказал же – чуть свет, а их никого нет. Да, вон, смотри, идут гурьбой, видно, договорились. Зойка, наверное, скомандовала. Ну, вот её бы и выбирали. А то – меня. Ну нет, нет у меня этой струнки – командовать.

Подошли женщины: кто с косой, кто – с граблями.

- Ну, чего, бригадир? Давай, говори: чего кому делать?

Люба отозвалась:

- Девки, вы вроде бы первый раз! Ну, кто с косой – косите, кто с граблями, идите ворошите подсохшее сено, кто с вилами – складывайте в стожки.

Солнце уже высоко поднялось, стало припекать. Труженицы уже намахались, устали, пошли в березняк, в холодок, развязали узелки, сели подкрепиться.

Петро поднялся:

- Пойду принесу холодной воды, - взял бидончик и направился вглубь леса – там протекал ручей с холодной, чистой как слеза водой.

Женщины, пообедав, легли отдохнуть. Люба уснула сразу – намаялась, ведь она носила под сердцем малыша. Правда, срок ещё небольшой, никто не знал, но шило в мешке не утаишь. Когда выйдет наружу, тут то и начнут считать, когда срок и удивляться, что Люба вышла замуж уже в положении. Это же село – суды-пересуды, без этого не обойтись.

Зоя, убедившись, что все спят, тихонько поднялась и скрылась в лесу. Шла недолго. Пётр сидел возле ручья, опустив ноги в студёную воду, наслаждаясь прохладой. Зоя подкралась сзади и обняла его. Пётр вздрогнул:

- Ты чего?

- Да ничего! Вот, думаю, куда наш бригадир делся? Может, медведи его тут задавили? А он ноги парит… - засмеялась, села рядом, потом резко обняла его и буквально впилась губами в его губы.

Петро сначала вырывался, отталкивал её, но потом мужское взяло верх и всё произошло так быстро, что он и сам не понял, зачем он это сделал. В           едь Зойка конопатая, она ему совсем не нравилась. А она, довольная, что добилась своего, лежала и блаженно улыбалась. Пётр резко поднялся, поправил трико, майку, взял бидончик с водой и быстро пошёл прочь, а Зойка хохотала  ему вслед:

- Да не беги! Теперь ты – мой! И никуда от меня не денешься!

Пётр лихорадочно думал, как он посмотрит в глаза Любе, что теперь будет. Ведь эта дурочка может всем разболтать, что приручила самого преданного мужа. Принеся воду, Пётр лёг возле Любы. Через некоторое время пришла Зойка, легла, искоса поглядывая  на Петра и улыбаясь.

Вот с этих пор и начались Петровы муки, потому что через две недели Зойка заявила ему, что беременна. Эта новость была Петру, как обухом по голове: он стоял и не знал, что сказать, потом, взяв себя в руки, предложил ей деньги на аборт, но она не согласилась, сказала:

- Буду рожать. А что? Замуж никто не берёт, дак хоть дитё будет.             Да ты не переживай, я никому не скажу, что ты отец. Никто не узнает, если конечно не будет на тебя похож. Тогда могут догадаться.

Так пошли у Петра мучительные дни. Любу стало уже хорошо видно, что скоро станет мамой, но удивительно, что никто не считал её срока. А вот Зойка всех удивила. От кого она смогла забеременеть? Кто её, худую, конопатую покрыл? Этот секрет будоражил бабьи сердца, и каждая с подозрением смотрела на своего мужа, а иногда, когда задерживался на работе, устраивала скандалы. Да и сами мужики между собой судачили: ну, кто, кто мог позариться на это худющее чучело, разве что заезжий какой, а так – не понятно. Зойка никому не признавалась, а её мать, улыбаясь от радости, что скоро будет бабушкой, говорила: «Чей бы бычок не прыгал – телятко наше!»

Пришло время Любаше рожать, роды были трудные и дитё умерло. Пётр с горя почернел лицом, считая, что это Бог его наказал. Люба ходила в слезах в чёрном платке: за что ей такие страдания, за что так наказала судьба?

Пришло время рожать Зойке. Родился крепыш сын, назвала Фёдором, отчество дала своего отца. Пётр сходил с ума: у него родился сын, а он не может порадоваться открыто, даже сказать родителям, что у них родился внук. Как и водится на Руси, ребёнка надо окрестить. Зойка точно решила, что надо взять в крёстные Петра, чтобы хоть так он мог общаться с сыном. Пошла в бригаду, вроде бы как посоветоваться: кого? – ну и намекнула, что Пётр их бригадир, вот его и надо крёстным. Все поддержали, а вот он, чи согласится? Зоя решила с ним поговорить, что, мол, хоть как крёстный будешь общаться с ребёнком, и он согласился, но прежде посоветовался с Любой. На том и порешили, в душе Петр был рад: хоть так, а там жизнь покажет. Может, когда-то и расскажет ему, а пока так.

Федор рос конопатеньким крепышом и только глаза Петровы – голубые как озёра. Да мало ли ещё у кого голубые глаза. И пока никто не догадывался. Шло время, а Люба всё не могла забеременеть. Сказали, что возможно и не будет детей. Петра всё больше тянуло к Фёдору, и он малого то на тракторе покатает, то, когда поедет в райцентр, купит игрушку. В общем, стал участвовать в воспитании. А Любаша кинулась в рюмку заглядывать. Сначала скрытно, а потом уже открыто стала пить с алкашами, перестала ходить на работу. Сколько её Петро ни стыдил, не уговаривал, не помогло, один ответ: «А для чего теперь жить, если я не смогу родить?» Терпел, терпел Петро, и подал на развод. Развелись. Люба ушла к родителям и, теперь уже «свободная», как она говорила, пила беспросыпно. Горе бедным родителям. Матери стыдно было выйти на лавочку к бабам.

И вот в один вечер, Пётр приехал на тракторе с работы, в кабине привёз Федьку и решил: сколько можно молчать? Взял сына на руки, занёс в дом – мать готовит ужин. Феденька, как зашёл, громко крикнул:

- Здласте!

Мать заулыбалась:

-Здравствуй, здравствуй, молодец! Где был?

- Да с клёсным катайся!

- Ну, что же, мойте руки, умывайтесь и за стол.

За столом Пётр ухаживал за малым: то смотрел, чтобы не вымазался, то даст хлебушка укусить. Дед смотрел, улыбаясь:

- Ты как за своим смотришь.

- Почему «как»? Мама, папа, это ваш внук, а мой сын.

Мать аж поперхнулась:

- Чиво ты сказал?

- Ну, чиво слыхали: Федя – мой сын.

Мать в слёзы, а отец:

- Да я догадывался, уж слишком ты до него прикипел.

Вот, говорят, женщины после родов хорошеют, не знаю, правда или нет, но на Зойку это подействовало. Она поправилась, стала миловидной, и конопушки ей даже шли. И мужички стали на неё поглядывать. Сам того не замечая, Пётр стал Зойку ревновать, за что на себя злился. И вот сейчас, ужиная, наконец-то родителям сказал, что Федя его сын.

Мать поплакала и сказала:

-Мальчишка не виноват, это теперь наш внук.

А отец проговорил:

- Ну вот, сходитесь и живите. А что? Зойка хозяйственная, чистоплотная, да и после родов вон какая стала! Хватит в жмурки играть, - и повернулся к матери, - ну что, бабушка, а ты говорила, внуков не понянчим.

Обнял её:

- Всё будет хорошо, и наш род продлится, а ты, сынок, не тяни, пока её не увели. Сегодня же скажи ей.

Пётр привёз сына к Зое домой. Зоя стояла у калитки улыбаясь: идут мои мужчины, которых роднее нету. Она еще не знала, что сегодня она станет женой этого красивого мужчины.

Наутро село просто взорвалось, оно жужжало, как потревоженный улей, только и слышно:

- Да ты что! К Зойке в приймы?

- Ну, теперь ясно, чей пацан, от кого.

- Ну, надо же, ещё и в приймы!

- Мать то Петра сказала, чтобы Зойки на пороге не было! Это выходит, Люба была беременна, а они якшались! Ни за что, говорит, не прощу! И, если сойдётся с Зойкой, то чтобы ноги её в этом доме не было!

Дошло и до Любы. Такая новость. Она опять напилась и всё повторяла: «Меня променял на эту конопатую! Да мы ведь только начали жить, и года не прошло! А как клялся, божился, кобель. Но мы ещё посмотрим, ещё посмотрим» - бормотала она в пьяном угаре. На удивление алкашам, на второй день Люба к ним в компанию не пришла, не было её и на следующие дни и они забеспокоились, что с нею. Пришли к ней домой узнать: может, заболела и надо принести горючего? Но Люба вышла трезвая и сказала, что завязала с этим и что, мол, и вам советую. Как они возмущались!

- Это ты из-за него? Да мы ему рожу набьём!

- Нет, это моё решение.

Через месяц, когда она пришла в себя, как говорится, отмылась, отпарилась, поехала в райцентр, зашла в парикмахерскую, сделала стрижку, купила кое-что из вещей и отправилась в город, как она говорила, покорять науку. Ведь в школе она училась хорошо, да вот только эта беременность – пришлось идти замуж. Ну, а теперь надо догонять упущенное. Она с лёгкостью поступила в экономический институт, но только на заочное, днём работала там же в городе. Шло время, Люба на праздники приезжала к родителям, но это была уже не та Люба. Она была одета по-городскому, с маникюром и, работая на огороде, надевала перчатки, чем смешила соседей. Однажды встретила Петра и удивилась, что внутри даже не ворохнулось, даже какое-то отвращение. Зойка к тому времени родила ещё одного пацана, теперь уже точную копию Петра. Мать повозмущалась, но делать нечего – как ни крути, а родные внучата. Она в них души не чаяла, всё говорила: «Мои кровиночки!». А Зойка не сильно и расстраивалась, что свекровь не хочет видеть её у себя. Ну и не надо. Меньше забот и ничем не обязана.

Однажды в село заехала дорогая машина и направилась к Любашкиному дому. Соседи чуть из окон не повываливались, когда вышли из машины Люба и молодой мужчина, стали выгружать подарки. «Любка то, Любка - какая красавица! Вот, говорят, не было бы счастья, да несчастье помогло. Вот не разошлись бы, так и сидела бы в колхозе, тяпала в поле. А теперь, вон, гляди, какая принцесса, и, кажется в положении, - прошамкала баба Галя, - ну, и слава Богу! Хотя бы всё было благополучно на этот раз!»

Через какое-то время Люба родила доченьку. Что ж, жизнь продолжается.

 

 

Сафронова Ольга Игоревна

г. Таганрог

 

***

Обиды, что под сердцем хоронила,

Я нынче на свободу отпустила…

Быть кладбищем для них – НЕТ, не желаю!

И отпускаю ПРОЧЬ. И забываю.

Я жить хочу свободно и спокойно.

Не буду помнить: как же было больно

От злых обид – Я ЭТО ЗАБЫВАЮ.

Для радости я душу открываю!

И для любви.

Пусть входят и живут!

Наводят там порядок и уют,

Вновь окна настежь:

Слов встречая стаю,

Я мир большой, как гостя принимаю.

Живу… дышу…

Свободно и легко.

Всё позади…Всё очень далеко.

 

 

Конюхова Галина Ивановна

с. Покровское

 

Танец радуги с зарёй

 

Срывая с неба звёздную вуаль,

Охальник ветер гнев сменил на милость.

И утро долгожданное явилось,

Засеребрилась шелковая даль!

 

Купая травы рослые в росе,

Рассвет стал таять в сероватой дымке,

Зари цветные полосы - картинки,

Предстали предо мной во всей красе!

Ультьтрамарин с оранжевой каймой

Переливался с розовато - алым.

Такого  в жизни  раньше не видала,

Зарделся розой подоконник мой.

 

Смотрю на волшебство я из окна,

А сердце замирает от восторга.

Красивых зорь встречала очень много,

А, радужная встретилась одна!

Мне показалось - небо зонт цветной

Раскинуло в то утро над Востоком.

Парит над  горизонтом синеоким,

Чудесный танец радуги с зарёй!!!

 

 

Арент Елена Линусовна

г. Таганрог

 

Сникает день

 

Сникает день. Всё меньше голосов

На птичьих башенках древесных колоколен.

Над неоглядным родниковым полем –

Тишайшие крыла пугливых сов.

Купальщиц сумеречных стережёт следы

Сухая отмель. Беззаботный, летний,

В свечах кипрейных заплутавший, ветер

Тропы не ищет. Вербы у воды

Ещё зовут коснуться охристых гирлянд,

Воде бросая обессилевшие стебли...

Всё зыбко в этой предночной постели:

Тускнеющего неба медный взгляд

И заревое преломление лучей

Скупого солнца в золотом озёрном круге,

И горизонта призрачные дуги,

И звоны бьющих из земли ключей...

 

 

Лишь ночь налетит

 

Лишь ночь налетит с наскока,

Всё, кажется, – страх и волненье:

И шорох в терновнике колком,

И голос чужой в отдаленье.

 

Не видно лесных прогалин,

От бури укрыты гнёзда,

Лишь, цвета стальных окалин,

Далёкие тлеют звёзды.

 

И степь шелестит тетёркой

И дышит хмельно и полынно.

На тысячи туч простёрто

Земное предчувствие ливня.

 

 

Спас

 

Песня жаворонка спета,

Млеет ветер над водою,

Вянет клевер, скошен донник.

Август. Спас. Краснеет лето

Спелым яблоком в ладонях...

Ты – ещё совсем подросток:

Нет ни горя, ни обмана,

А в саду хлопочет мама –

И счастливой быть так просто...

 

 

Кондрашова Ирина Петровна

с. Николаевка

 

Праздник Преображения

 

Подойду к иконе и зажгу свечу,

Благодарность Богу тихо прошепчу:

"Ты даруешь стойкость в непростые дни,

Веру и надежду - мне нужны они!

 

Для родных и близких попрошу покрова,

Чтоб беда минула, все были здоровы.

"И Россию-матушку защити, Господь,

Армии дай силы врагов перебороть!"

 

Спас! Преображение! Как сей день велик!

Догорает свечка, освещая лик...

Яблоки в корзинке, в банке майский мёд,

В церковь собираюсь - сделать  крестный ход.

 

В храме помолиться, воду освятить,

Постоять смиренно, душу исцелить.

 

 

Кротова Ольга Леонидовна

с. Покровское

 

Фестивалю «Берега дружбы»

 

Как много значат эти встречи,

как много всех здесь собралось

И в этот день

И в этот вечер

Здесь это действо началось!

Как много слов звучит красивых

Как много добрых,

Нежных слов!

И в тех словах звучит

Любовь!

Чтоб это действо не кончалось,

И чтоб  дружны были всегда,

Давайте вместе собираться

Ещё года, года, года!

Судьбе должны сказать спасибо,

Что здесь,

Сегодня и сейчас,

Мы вместе, рядом неразрывно.

Да будет так!

Да будет так!

 

 

Трофименко Валерий Григорьевич

г. Таганрог

 

Последний месяц лета

 

Август месяц, сбросил лето.

В путь собрались журавли

Осень кралась не заметно

И не пели соловьи

 

Заблудился луч в небесье,

Не пробьёт густой туман.

Даже тучам стало тесно -

В небе просто балаган.

 

Дождь рекою по бульварам

Трубы в стоках заливал,

Мыл деревья от загара,

Всех под струями купал.

 

Очень грустно и обидно -

Заливало всё дождём.

Солнца ясного не видно,

Не горит в зените днём.